Кирке нравилось быть со своими мужчинами, как она говорила Малаше. И еще ей нравилось, что Герман никогда не приходил с пустыми руками. Он обязательно что-нибудь приносил. Открывал свой кейс, они называли его — «волшебный сундучок», и оттуда появлялась всякая вкуснятина: разные конфеты, вплоть до шоколадных киевских батончиков, всевозможные консервы, маслины и морепродукты. От королевских креветок до мелких морских гадов. Особенно радовался сундучку Фрейд, когда из него доставалась сарделька или сосиска.

Кот ждал Германа, точно это он был его хозяином, а не Кира. Его кошачье чутье не подвело и на этот раз. Он сразу сообразил, что Герман сюда пришел не на один вечер, а надолго.

И какое сожаление выражала его морда, когда они поздно вечером провожали Германа домой, в соседнюю дверь по площадке. Словно ему не хотелось, чтобы Герман их покидал.

Впрочем, и Кире этого не хотелось. Но, что поделаешь? Она ведь не могла сама вешаться ему на шею? Собственно, Кира была счастлива и так. Пусть всё идёт, как идёт. Зачем торопить события? Она должна хорошо его узнать, прежде, чем решиться на что-то большее, чем скромный поцелуй.

Ей самой не хотелось быстрых отношений. Вдруг она разочаруется? А так у неё сердце бьётся и трепещет от приятной неизвестности. И лучше уж трепетать в ожидании чуда, чем сидеть у разбитых в пух и прах надежд.

Хотя, чего греха таить, Кирке очень хотелось узнать, что же собой представляет Герман, как мужчина. Наверное, у такого красавчика женщин было немало.

Но об этом они с Германом не разговаривали почему-то. Он у неё не спрашивал о её личной жизни. Спросил в самом начале их отношений, и всё. А она стеснялась его спросить. Навела справки у Малаши. Та сказала, что он не женат и не был, и детей у него тоже нет. А больше она о нём и не знала. Да и некогда ей было о нём узнавать, потому что у самой голова была забита совсем другим объектом — Тони. И ей не до Германа. Ну и хорошо. Спасибо и за это.

Начиналась какая-то семейная идиллия, которая затягивала Киру всё больше и больше. Она стала привыкать к этому. А что здесь удивительного? К хорошему быстро привыкаешь.

Кира была вся в этих своих мыслях. Она думала о Германе, выстраивала в уме план разговора-признания, и, конечно, не заметила громилу, который, пряча лицо в воротник, а голову под шапкой менингиткой, шел за ней следом прямо от её офиса.

Во дворе было темно. На лавочке не сидела ни одна бабулька. Кто же будет гулять в такую погоду? Кира подняла голову и посмотрела на свои окна. Они были темными, и силуэт Фрейда в них не просматривался.

«Каждый вечер я сижу на окне и жду свою Кису. Это мой обзорный пункт. Она даже не догадывается, что я за ней всегда наблюдаю. Вот и сейчас я вижу, как эта торпеда несётся на всех парах домой. Интересно, это она бежит меня кормить, или просто замерзла? А это ещё кто за ней крадется? Я чувствую, у него плохая аура. Никакой радужной оболочки, сплошная темнота. Эй, Кирюха, оглянись! За тобой бычара гонится! Ты что делаешь, гад? Ой! Ой! Ой! Караул! Избивают! На помощь!»

Кира подходила уже к своему подъезду, как неожиданно почувствовала сильный толчок. Вернее, это был даже не толчок, а мощный рывок, потому что сумка была вырвана с корнем, а ручки от неё остались у Киры в левой руке. Мало того, этим рывком Кира была сбита с ног. Всё произошло, буквально, за считанные секунды.

Сначала её, как лепёшку, подкинуло вверх, а потом она шлёпнулась, как настоящая квашня, на асфальт всеми точками прикосновения: коленками, ладонями и носом. Отчего очки отлетели и разбились на мелкие осколки, колготки были порваны, колени разбиты в кровь и саднили.

— Блин, — ругнулась Кира и в сердцах добавила. — Ах, чтоб тебя перевернуло и гэпнуло, уродина такая! Чуть руку не сломал, зараза. А, может, сломал?

Левая рука в сгибе у ладони так заболела, что Кира подумала, что действительно сломана. Ко всему прочему, норковый берет слетел с головы и приземлился в самую настоящую муляку под деревом, а Кира оказалась сидящей в колдобине, которую буквально минуту назад перепрыгнула, чтобы не вступить в неё.

Лоб и подбородок тоже были содраны, но чуть-чуть. Кире всё-таки удалось сгруппироваться в полёте. Хорошо, что на руках были перчатки. Они, правда, после падения превратились в кожаные лохмотья, но верно спасли ладони от ранения.

Рука так болела, что Кира ничего не соображала. Она, сидя на мокром и холодном асфальте, прижала свою раненную руку к груди, словно куклу, и баюкала, стараясь успокоить боль.