По всему этому видно, что развитие рыночных отношений в СССР в 1980-е годы привело экономику нашей страны на распутье; государственный капитализм исчерпал себя, дошел до своего предельного состояния и загнивания. Дальше должен был начаться переход к социализму, та социалистическая революция, про которую В.И.Ленин писал, что она еще впереди[47]. Но организованной силы для этого в России уже не было: рынок и капитализм в мелкобуржуазном исполнении разложил изнутри «всё и всех»[48]. Всеобщее разложение в СССР идеологии, политико-правовой надстройки, загнивание базиса и торможение развития производительных сил выразилось в следующем:

Во-первых, общественная производительность труда с 50-х годов по своему уровню перестала приближаться к развитым капиталистическим странам. В 1938 г. в СССР, по сравнению с развитыми странами этот показатель составил 29 %, в 1950 г. 40 %, в 1960 г. 40%, в 1986 г. - тоже 41 %[49]. За 26 лет - сдвига нет.

Во-вторых, социологическое обследование, проведенное в 1990 г., показало: почти 70 % опрошенных руководителей предприятий хотели бы связать свою судьбу с капиталистическими производственными отношениями; в том числе 11 % из них «созрели» до того, чтобы «открыть собственное дело»[50]. В сельском хозяйстве часть главных специалистов колхозов и совхозов открыто завладела лучшими землями и техникой реорганизованных предприятий, составив «ударный отряд» капитализаторов деревни в виде крупных предпринимателей-фермеров (Правда России. 30.03.95.). Стоит ли после этого удивляться нынешней позиции директорского корпуса!

В-третьих, позиция коммунистов и беспартийных по вопросу о соотношении социализма и рынка. На вопрос: «Двигаясь к рынку, идет ли СССР к более полной реализации возможностей социализма?» - положительно ответили 66 % делегатов XXVIII съезда КПСС («краты» всех сфер), 49 % коммунистов не-делегатов (рядовые), а среди опрошенных беспартийных граждан ответили положительно только 32 %, не видя от рынка выгоды для трудящихся[51].

Подрастающее поколение всё более проникалось не идеями трудолюбия и коллективизма, а духом праздности и наживы. По данным ИСИ АН СССР, на «отдых, веселье, развлеченье» как на ценность в 1977 г. было сориентировано 14,8 % обследованных московских школьников, а в 1987 г. - через десять лет - эта группа выросла до 46,9 %, т.е. в три раза; категорически отвергли труд как ценность 8,9 %[52]. Эти школьники с тех пор выросли и, вероятно, «веселятся» на рыночном поприще. Но важнее другое: по французской пословице «дети говорят вслух то, о чём взрослые только шепчутся». Нетрудно догадаться, о чём «шептались взрослые» десять лет назад, - оно проявилось в 1991 и 1993 гг.

Капиталистическая сущность директорского корпуса как класса капиталистов проявляется всё более ярко. Правда, в отличие от западных стран, заработная плата российских директоров - это «тайна за семью печатями». Некоторое представление может дать средняя заработная плата работников центрального аппарата федеральных органов власти в декабре 1994 г. В Российском космическом агентстве декабрьская зарплата в среднем составила всего 277 тыс. руб., в Государственной налоговой службе уже 928 тыс. руб., в Комитете по драгоценным металлам и драгоценным камням 3 млн. 603 тыс. руб., в Центральном банке 13 млн. 267 тыс. руб.[53]. Чем ниже к земле и ближе к деньгам, тем выше зарплата - так можно охарактеризовать этот динамичный ряд. В этих случаях каждый работник «ведомства» выступает как «директор»; его труд - условие, средство, чтобы в форме заработной платы присвоить часть созданной общественным трудом прибавочной стоимости. Такая «зарплата» в несколько раз больше, чем у президента крупной корпорации в США.