– Я попросил одного из парней передать тренеру, что мне надо к врачу.

У меня не было причин отклонить его предложение. И я последовала за ним к своему шкафчику, где закинула в рюкзак первые попавшиеся под руку книжки.

Как мы доехали до его дома, я помнила плохо. Очнулась я только тогда, когда мы свернули на подъездную дорожку. Словно во сне, огляделась вокруг, гадая, куда унесли меня мысли, пока мы ехали до его дома. Пытался ли Эван со мной заговаривать? Отвечала ли я ему?

– Ну вот и приехали, – произнес Эван, и по его голосу я поняла, что ехали мы в полном молчании, так как, похоже, я всю дорогу спала.

Сделав глубокий вдох, я выползла из машины. И, нерешительно топчась на месте, спросила:

– Эван, я вовсе не уверена, что тебе захочется весь день со мной возиться.

– Конечно захочется. Можешь не сомневаться. Пошли! – уже с крыльца позвал он меня.

Я попыталась притвориться беззаботной, надев на себя маску веселости, чтобы его попытки поднять мне настроение не остались втуне. Но не смогла войти в образ. И тогда твердо решила хотя бы постараться не испортить ему день.

Достав из холодильника две бутылочки содовой, Эван повел меня по длинному коридору в ярко освещенную комнату с окнами от пола до потолка. Никакой обстановки, кроме фортепьяно, встроенного книжного шкафа и растений в кадках, я не увидела, но зато здесь была винтовая лестница, ведущая на площадку, что опоясывала комнату.

Я поднялась вслед за Эваном по деревянным ступеням. За выходившей на площадку дверью была спрятана темная комната, намного меньше, чем у Сары, но раза в два больше моей, причем с собственной ванной. Стена за изголовьем занимавшей полкомнаты широченной кровати под темно-красным покрывалом была сплошь увешана снимками спортсменов и музыкантов. Напротив кровати расположился простой черный письменный стол, рядом с ним – кресло на колесиках, над столом висела доска с прикнопленными к ней фотографиями друзей и использованными билетами на концерт. На высоком комоде стоял телевизор с плоским экраном, а вдоль всей стены, выходящей на лестничную площадку, тянулся встроенный шкаф. Кровать и комод кофейного цвета делали комнату еще темнее.

Эван бросил рюкзак возле письменного стола и нажал пару кнопок на своем ноутбуке. И из установленных в каждом углу динамиков полилась музыка. Комнату наполнили звуки ритмичной композиции.

– Прости, у меня здесь, кроме кровати, негде сидеть, – протянув мне бутылочку содовой, сказал Эван.

Я застыла в дверях. Сердце снова ожило и забилось в бешеном ритме. Как можно сесть на его кровать?! Справившись с шоком, я медленно подошла и села на самый краешек, не осмеливаясь подобрать под себя ноги. Эван положил к изголовью подушку и оперся на нее спиной. Значит, для того чтобы сидеть к нему лицом, мне придется немного подвинуться. В результате я скинула туфли и села по-турецки в изножье кровати прямо напротив него.

– Мне не нравится, когда ты расстраиваешься, – наконец заявил он.

– Прости, – с трудом выдавила я, упорно продолжая разглядывать свои руки.

– Как бы мне хотелось хоть чуть-чуть поднять тебе настроение. Может, скажешь, что случилось?

Но я только покачала головой. Мы снова замолчали, прислушиваясь к успокаивающей музыке.

– Сара не будет на тебя долго дуться, – уверенно заявил Эван.

– Нет, это вряд ли, – прошептала я, и у меня опять противно заныло в груди. – Знаешь, я наговорила ей ужасных вещей, – попыталась я сдержать навернувшиеся на глаза слезы.

Эван наклонился ко мне и смахнул непрошеную слезу.

– Она обязательно тебя простит, – ласково произнес он, а затем притянул меня к себе и обнял.

Я положила голову ему на грудь и разрыдалась. Немного успокоившись, я все же взяла себя в руки и отодвинулась от него.

– Почему тебе всегда удается увидеть меня во всей красе? – Я постаралась улыбнуться и вдруг почувствовала себя страшно уязвимой.

– Это не так уж плохо.

Я не совсем поняла, что он хотел сказать, но решила на всякий случай не уточнять.

– Можно воспользоваться твоей ванной?

– Конечно.

Я вошла в небольшую ванную комнату с раковиной на пьедестале, унитазом и душевой кабиной за стеклянной шторкой. Ополоснула лицо холодной водой, чтобы прийти в себя. Увидев в зеркале свои измученные светло-карие глаза, я поняла, что надо успокоиться. Вытерла лицо полотенцем, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и только потом открыла дверь. Я до сих пор чувствовала на себе дурманящий, свежий запах Эвана, который так и остался сидеть на кровати, переключая каналы телевизора.

– А почему ты до сих пор не распаковал вещи? – спросила я, кивнув сперва на коробку с надписью «Комната Эвана», что стояла под пустыми книжными полками, а потом – на другую под окном.

– Успеется, – небрежно ответил он.

– Как так получилось, что весь дом уже вполне обжитой, а ты не можешь распаковать пару коробок?