Несмотря на разгар рабочего дня, в пивной были посетители. Несколько опустившихся личностей из тех, что вечно клянчат у соседей полтинник на опохмел, уже гудели за столиком в углу, а прямо у окна седой старикан бомжеватого вида, пугливо озираясь по сторонам, грыз пирожок.

И как на грех, наблюдательный пункт из пивняка превосходный — проходная как на ладони. Я выдохнула, решительно сжала зубы и вошла внутрь. Не убьют же меня здесь, а грязь как-нибудь переживу.

Звякнул колокольчик над дверью, посетители почти синхронно обернулись и посмотрели в мою сторону. Даже радио, как на зло, замолчало в этот момент. Я почувствовала себя героиней вестерна, которая вошла в салун где-то на Диком Западе. Дурацкое положение. Под пристальными взглядами местных алконавтов я невольно съежилась и тут же разозлилась на собственную трусость.Уже в целях аутотренинга заставила себя подчеркнуто неторопливо продефилировать через пивную и любезно побеседовать с продавщицей. Наглость — второе счастье, нехитрая уловка сработала, завсегдатаи потеряли ко мне интерес.

Я купила банку колы и огляделась. К большой досаде, единственный столик у окна оккупировал бомжеватый старик. С остальных мест был виден в лучшем случае кусок улицы. Все еще пребывая в боевом задоре, я встала у столика напротив старика.

Главное — вести себя естественно.

Я, вся такая естественная, стояла с початой банкой колы в руке минут пятнадцать, пока старик расправлялся с пирожком. Он грыз его, как собака грызет резиновую кость: монотонно, яростно, попеременно работая то одной стороной челюсти, то другой. Пирожок медленно, но неуклонно сдавал позиции. Наконец своеобразная дуэль завершилась полной победой старика. Он утер губы рукавом, сыто рыгнул и обратил на меня подслеповато прищуренные глазки. Я внутренне напряглась, чувствуя, что сейчас начнется.

И, конечно же, началось.

— Во тьме и боли приходим мы в сию юдоль скорби. Темен человек, темен и жалок путь его. Лишь свет слов Господа озарит его благодатью своей, — возведя очи горе, рек старец. Задав таким образом общее направление беседы, он перешел к конкретике, то есть к моей скромной персоне.

— Вот ты, — тут его грязный заскорузлый палец почти уперся мне в плечо, — дщерь недостойная, погрязшая в суете мирской. Не там и не того ищешь ты.

Благополучно было позабывшие о моей скромной персоне алкоголики повернулись в нашу сторону.

— А нормально разговаривать вы умеете? Без этого велеречивого благолепия? — вежливо поинтересовалась я.

Надо бы промолчать — что возьмешь с убогого, но очень меня эта выходка разозлила.

— Кгхххммм... — Старик смутился так, как будто я предложила ему что-то неприличное. Возможно, раньше его жертвы просто убегали или делали вид, что не слышат, и моя готовность к диалогу напугала его. Минуты на три установилась чудесная тишина.

— Мнится мне, что зрил я чело твое, дева. — Старикан суматошно зашарил по карманам. — Печать бесов на нем. Зерцало истины откроет облик, и да не убоятся праведные.

С этими словами он извлек откуда-то из складок одежды треснувшее пенсне, нацепил на нос и уставился на меня.

— У вас плохое зрение? — сочувственно поинтересовалась я.

Вообще-то я сумасшедших побаиваюсь, но этот старик был совсем не страшным, его даже было немного жалко.

— ВИЖУ! Вижу облик твой, — в экстазе закачался старик. — Печать беса и ангела на нем! Не там ищешь ты, где найдешь, дщерь непутевая. Дорог много, но лишь одна ведет к Богу, остальные в ад, в ад, в ад.... — Голос его снизился до едва различимого бормотания.

— Не расстраивайтесь так, — как можно ласковей попыталась я его утешить. — Все будет хорошо. Вот, возьмите на новые очки. — Я протянула старику сто рублей, но он отшатнулся.

— Нет! Изыди! Сатанинские бумаги, знак дьявола!

Сатанинские сто рублей, предложенные от чистого сердца, так напугали старичка, что он спешно покинул пивную, продолжая что-то бормотать. Но остаться в печальном одиночестве мне была не судьба. Сто рублей привлекли компанию в углу, как запах крови в воде привлекает акул.

Посовещавшись, алкаши отрядили послом ко мне самого чистого из их компании. Он подошел, шутливо поклонился, ухмыльнулся нагло и одновременно просительно:

— Здрассьте. Доброго здоровьица.

Я кивнула. В принципе, понятно было, чего им надо, но если отдать стольник старику казалось естественным и правильным, то теперь меня неожиданно начала давить большая жаба.

— Эта... Одолжи сто рублей. До завтра.

— Зачем?

— Короче... купить кефира и хлеба, — сообщило это чудо в перьях, дыхнув на меня забористым свежим перегаром.

— Не могу. Денег нет, — невозмутимо ответила я.

Его лицо исказилось от злобы:

— А если найду?

— Правильно, поищите. Вдруг кто-нибудь обронил, — пожала я плечами. Потом ткнула пальцем в угол..— Вон там десять копеек валялось.

Понятия не имею, что на меня нашло. Было что-то в этом типе настолько мерзкое, такая ядреная смесь подхалимажа и борзости, что отдать ему деньги означало для меня навеки потерять уважение к самой себе. Что за дела — среди бела дня, в общественном заведении меня пытается гоп-стопнуть какой-то урод!