Невозможно описать, что происходит, скажу только, что ради подобных впечатлений люди принимают наркотики, присоединяются к сектам, впадают в транс и разговаривают на неведомых языках. Фрейдисты, юнгианцы и лаканианцы могли бы подтвердить, что именно это я и вытворяю в танго. Но мне не до них, ведь, зажатая другими парами, я одновременно нахожусь в объятиях Свена и парю над танцполом. Мы движемся в пространстве между Богом и небытием.

Мне внезапно вспоминается история Борхеса «Алеф», где циничный рассказчик обнаруживает под старой лестницей точку пространства, куда сходятся все остальные точки, и плачет от изумления. Вспоминается потому, что с поразительной ясностью, будто приподняли вуаль, вижу что-то магическое и ужасное. Вижу большой взрыв танго в центре мандалы.

Вижу танго целиком: все пары от самого начала до нынешнего момента — всех, кого знала, и тысячи незнакомцев, живших, любивших, пивших и умиравших с танго. Они танцуют в концентрических кругах вместе со мной и Свеном, и я оплакиваю наши расставания, крушение времени и новые надежды. Я вижу сад любви, который одновременно служит кладбищем. Вижу аккуратно накрашенные лица женщин и их тающий макияж под конец ночи, вижу тени будущей старости на моем лице. Слышу, как, подобно грудным клеткам курящих мужчин, растягиваются и сжимаются бандонеоны, и вижу Джошуа в его саду и Терри с гитарой. Вижу танцпол — пустой днем и заполненный парами ночью. Вижу зеленые улицы Буэнос-Айреса и всех исчезнувших молодых аргентинцев — жалкие призраки под дождем. Вижу, как в водах Рио-де-ла-Платы всплывают беззвучная музыка и грязные секреты. Вижу морозные ночи в полнолуние; чувствую душные объятия спящих любовников, чьи скелеты продолжают обниматься. Вижу Джованну с младенцем, она держит за руки родителей и какую-то пару, танцующую в выложенном плиткой дворике в Сан-Тельмо. Вижу Джейсона с выцветшей татуировкой и моего друга Шона, покидающего милонгу в своем черном пальто и с одурманенными алкоголем глазами. Вижу мою молодую бабушку — она курит сигарету и слушает по радио «Кумпарситу»; и тут же — неизвестную чернокожую женщину, которая ждет кого-то на аллее в Монтевидео. Вижу Оса в его неизменных диджейских наушниках и всех женщин, ждущих на окраине милонг, городов, обломках руин, и знаю все об их танцевальных туфлях, пудрах, надеждах. Я — это они, и одновременно мужчины, мечтающие о вещах и женщинах, которые им недоступны.

Я вижу былое и грядущее. Сегодня я — это все, с их сердечными ритмами и ранами, кровью и дыханием, сегодняшними надеждами и завтрашней кончиной. Я обнимаю всех, и все обнимают меня. Все вместе мы и есть танго.

В конце наших двенадцати минут (или это двенадцать танд?) я смотрю на Свена. Он выглядит под стать тому, что чувствую я.

Как и я, он знает, что эти ощущения больше — бесконечно больше, — чем любой из нас вообще мог надеяться «получить» от танго.

— Спасибо, — говорит он.

— Спасибо, — говорю я.

И мы расходимся по разным углам зала, как незнакомцы.

Кортина

Итак, почему вы танцуете танго?

Капка Кассабова: Вы меня спрашиваете?

Да, тебя. Я больше никого здесь не вижу.

Афтелонга

Что происходит с теми, чье сердце поражено танго?

Джейсон живет в Австралии и время от времени танцует. Мы иногда обмениваемся новостями.

Сильвестр продолжает репетировать один в пригородной студии. Мы танцуем вместе каждый раз, когда я возвращаюсь в город.

Терри написал мне грустное бессвязное письмо спустя два года после расставания. Он произвел на меня впечатление сломленного человека.

С Джошуа мы никогда больше не танцевали вместе, но мне хочется верить, что они с Глэдис нашли нечто большее, чем танцпол.

Джеймс по-прежнему пьет вино по вечерам в среду. Ануш, Джефф и кафе Limon живут и здравствуют молитвами Мурата.

Ос по-прежнему заправляет делами в своем Lo de Os в Буэнос-Айресе.

Рози теперь танцует меньше — по соображениям эмоциональной гигиены, сходным с моими собственными.

Шон неизменно остается поэтом и философом, а следовательно, дорогим другом.

А я? Когда я вернулась из Ситжеса, мне больше не требовалось физически населять мир танго, потому что танго поселилось внутри меня. Его музыка и поэзия бегут по моим венам. Его тень стала моей собственной и следует за мной повсюду.

Я купила машину и каждый уик-энд уезжала из города. Здесь, на Шотландской низменности, нет воспоминаний и ничто не заслоняет горизонт.

Однажды вечером я без особой причины (разве что желая увидеть северную летнюю ночь) выехала за город и остановила машину у обочины, чтобы пособирать ягоды. Рядом остановился лендровер, из которого вышел шотландский горец. Не спрашивайте, почему я решила, что он житель Хайленда, Северного нагорья, просто знала — и все. Замшевые ботинки и порванные джинсы, пепельные волосы спадали на суровое обветренное лицо, пластика мушкетера, нет, сразу трех мушкетеров.

— Привет, — смущенно поприветствовал он меня. — Сломались?

— Нет, — я сняла наушники. — Ягоды собираю.

Мое сердце замерло, почудилось, будто я видела его раньше, хотя это было не так.