– Послушайте, Марта… – Его голос звучал словно издалека. – Я не желаю с вами спорить, и вы зря тратите время. Вы не принудите меня подняться с кресла, не наделав шума и не заставив весь дом сбежаться в вашу спальню. Сомневаюсь, что вы этого хотите.
Она снова улеглась. Ей нечего было на это ответить.
– Простите, Марта.
– Не надо извиняться. Вы попытались мне помочь, а я – неблагодарная. Как всегда.
– Дело не в этом. – Он говорил совсем тихо. – Я жалею о сказанном.
Ее поразила странная мысль: а что, если и слова «я люблю тебя» он тоже считает ошибкой?
– Ничего. Вы и так были очень добры ко мне. Все должно было так и закончиться, верно? Пусть даже и ссорой.
– Миссис Расселл… – Он тихо рассмеялся. – Вы пьяны?
– Что?! – Она приподнялась на локте. – Почему вы так решили?
– Так… Просто пришло в голову.
Марта вздохнула и снова легла на спину.
– Вы прекрасный человек, Тео. – Она с трудом подавила зевок. – Как хорошо, что вы догадались поставить этих мужчин на лестнице.
– Нет. – Он отвернулся и сделал вид, что зевает. – Это была их идея. – Кресло скрипнуло, когда он усаживался поудобнее. – У вас больше союзников, чем вы думаете. Вы поймете это, если только научитесь доверять им. А теперь спите. Если понадобится, я вас разбужу.
Тео ушел на рассвете. Поспал часа четыре, затем встал и принялся за работу вместе с Гранвиллом. Когда же ночь накрыла весь Суссекс своим темным покрывалом, он снова сидел в кресле у двери.
– У него есть сыновья…
Тео не видел Марту, поэтому не знал, обращается ли она к нему или говорит сама с собой. На вторую ночь она оставила гореть одну свечу, но он уже давно ее потушил.
Тихо кашлянув, он сказал:
– Я их видел. Я вчера был тут, и мы со слугами смотрели в окно, когда они приехали. – Тео потянулся к часам, хотя в темноте ничего нельзя было разглядеть. Было где-то около часа ночи.
– Я не знала, что у него сыновья, – пробормотала Марта со вздохом. – Почему-то такая возможность не приходила мне в голову.
– Вы бы поступили по-другому, если бы знали?
Она пожала плечами:
– Не знаю…
– Значит, вы сожалеете.
– Теперь я уже ничего не могу изменить. – В ее голосе слышались нотки отчаяния.
– Верно. Вы очень добры, но можете быть решительной и безжалостной, можете выполнять свою миссию, но все же думать о том, чего это будет стоить этим мальчишкам.
– Да. – Она коснулась рукой простыни, и ткань зашелестела в темноте. – Спасибо…
– За что? – Он ее не видел, но все же повернулся в ее сторону.
– Вы знаете, как сказать то, чего не знаю я.
«Например, «я люблю тебя»?» – подумал Тео, поморщившись.
– А что его жена? У вас сложилось какое-нибудь впечатление?
– Едва ли. Но уверена, что она несчастна. Мало говорит и много ест.
– Да, по ней видно.
– Это невежливо. – Снова вернулся строгий судья.
– Я не хотел… – Тео потянулся и скрестил перед собой ноги. – Я не раз приятно проводил время с дамами подобной комплекции. Нам было хорошо вместе. – Когда-нибудь он снова это повторит.
Он вернется в Лондон. Найдет себе другую любовницу. А вдова станет, хочет он того или нет, еще одной женщиной из его прошлого. Первой женщиной, которую он любил. Эта истина перекатывалась у него в мозгу, как тяжелый мраморный шар по полу.
Снова зашелестела простыня. Наверное, она сжимала ее в кулаке.
– Я вас не забуду, – сказала Марта.
– Да, конечно. У вас ведь будет маленькое напоминание обо мне, верно?
– Маленькое, а потом уже нет. Если повезет со здоровьем. – Она повернулась, и ее волосы разметались по подушке. – Но я бы вас все равно не забыла.
Он мог бы в четыре шага оказаться у ее постели. Мог бы лежать рядом в последний раз, вдыхая исходивший от нее запах сирени, – чтобы лучше запомнить.
Но вместо этого он глубже погрузился в кресло.
– Как вы себя чувствуете в последнее время? Есть какое-нибудь недомогание? – Он не знал, покраснела ли она.
– Немного, с утра. Но не так уж плохо.
– Вот и отлично. – Даже мужу и жене было бы неловко говорить о подобных вещах. И однажды он женится… А когда его жена будет ждать ребенка, он сразу узнает об этом. Он будет заботиться о своем ребенке, чтобы забыть о том, первом, о маленьком существе, рожденном на свет благодаря любви и решимости. И этот малыш никогда про него не узнает…
Господи! Он откинул голову, моргая в темноте.
– Вы ведь будете его любить? – У него был такой голос, словно он говорил из глубины колодца. Да так и было.
Несколько секунд она молчала, обдумывая вопрос.
– Знаю, почему вы спрашиваете. Я не любвеобильна по природе, и я зачала ребенка, чтобы осуществить свой план, а не ради него самого. Или нее. – Она вздохнула. – Но я всегда любила детей, а этот ребенок… – Очередная пауза. Еще один вздох. – Он – мой. Я буду любить этого ребенка так, как никогда никого в жизни не любила.
– Что ж… – У него перехватило горло. – Вот и хорошо. – Что еще он мог сказать?