Он был неподвижен словно статуя, на его молодом лице замерло выражение глубокой задумчивости и тоски. Когда двери лифта открылись и в черный зал твердо ступая вошел Илэн. Лицо архимага оживилось. Он поднял голову, и поднялся. Его седые длинные волосы, выходящие из под небольшой легкой шапочки, расправились и спали по черной одежде, чуть ли не достигая пола. Акхе улыбнулся, однако эта мимолетная улыбка на мгновение осенившая лицо быстро исчезла, уступая место обычному бесстрастному выражению. Он пошел вперед навстречу Илэну медленно ступая по густому ворсу ковровой дорожки.

— Наконец-то ты пришел! — Проговорил Акхе, когда тэнге был в тридцати футах от него.

— Я думаю ты позвал меня сюда не просто так. — Улыбнулся Илэн.

— Никто не будет звать такого гостя просто так. — Ответил Архимаг. — Дитя богов! А точнее сам один из двенадцати богов Оги! Посланник и пославший! — Воскликнул он. — Поверь, тогда я был глуп что не понял, своей огромной ошибки. Я был безумен, в безумстве своем я противостоял самим богам и был повержен!

— То что Эгерот исчез, твоя работа? — Спросил его Вэллисэ.

— О, да! — Ответил Архимаг, улыбаясь. — Я уничтожил этого клоуна, почти сразу же после его битвы с тобой.

— Я предполагал это. — Вздохнул Илэн.

— Но я позвал тебя сюда не для этого. — В одно мгновение рядом с красной дорожкой напротив друг друга появились два деревянных кресла изысканной работы. Акхе опустился на одно из них приглашая садится Илэна. — Я хочу рассказать, впрочем, ты наверное и сам знаешь…

— Ну тогда же поведай мне что желаешь. — Илэн сел в кресло напротив архимага.

— Я допустил огромную ошибку. — Вздохнул Акхе. — Но сейчас обо всем по порядку. Ты наверное знаешь, кем был мой отец?

— Достойным человеком. — Ответил Вэллисэ.

— Именно этим своим и достоинством он сильно не угодил правительству и императору, и всем тем кто был тогда у власти. Любая власть не любит тех кто говорит правду, а когда она идет в разрез с политикой государства то — не любит в двойне. Императору нужна была война. Правительству нужна была Ога. И они убедили народ в превосходстве, над всем миром. И мой достойный отец поплатился за то что говорил, что будущая война безумна. — Акхе вздохнул, он не любил вспоминать свое детство. Эти годы казались ему столь далеки как сон или фантазия, несущие однако неприятный осадок. Его лицо было столь же бесстрастно, как и в тот момент когда Илэн вошел в зал. — Ты знаешь, что за его мысли его казнили, а меня сделали изгоем.

Возможно будь мое детство так же коротко как и у людей, то все было бы по-другому. Но тогда долгие годы лишений и унижений заставили меня просто возненавидеть все человечество. Это было задолго до того как я стал архимагом. Я был странным и нищим, что давало право вдвойне насмехаться надо мной. До определенного возраста я не имел никаких намеков на какие ибо силы, и был слаб. А слабый как известно есть жертва сильного. Моя мать долго не протянула после казни отца, которую я весьма смутно запомнил, но это уже не важно.

Я как сейчас помню серые тучи, дождь и холод, кареты. Толпы… В те времена акар было куда больше чем сейчас. — Отвлекся он. — Но это даже к лучшему… Быть может даже стоило написать книгу о моей бесполезной жизни что бы никто не повторил моего плачевного пути… Каждый день моего детства и отрочества был сер и уныл. Тогда еще только начинались приготовления к войне. Быть отверженным безумцами не есть ли высшее призвание? — Задал он сам себе вопрос и рассмеялся. — Увы, но тогда я этого не понимал. Я ненавидел окружающих, от того что лицемерное общество попирало меня.

— И потом сила проснулась… — Тихо проговорил Илэн.