Читаем полностью

Итак, каким же образом нам защитить детей, взять под контроль оборот веществ, разрушающих сознание, и свести к минимуму их вред для общества (учитывая, что спрос, бесспорно, никуда не денется)? Не будем забывать, что в баре, торгующем на вынос, продается алкоголь гарантированного качества, без малейших признаков фальсификации – в противном случае штраф будет таким, что владелец за всю жизнь не расплатится. Не будем забывать, что доза наркоты может оказаться разбодяженной, смешанной неизвестно с чем и фальсифицированной до такой степени, какую только допускает нечистая совесть барыги – никто же не станет писать жалобы своему депутату парламента или в Британское агентство по пищевым стандартам. Не будем забывать, что в одной только Британии от курения ежегодно умирает сто десять тысяч человек, а от алкоголя – немногим более сорока тысяч.

Нет, серьезно: что обеспечивает более надежную защиту: законодательный контроль или обыкновенная нелегальность? Неужели вы действительно видите какие-то причины для сохранения сегодняшней абсурдной системы? Не считая, естественно, тупости консерваторов с маленькой буквы «к»?

Конец гневной тирады.


Серебряная птица огромного размера взмывает в небо! Ну хорошо, серебряная птица среднего размера: двухмоторный «Сааб 340», отправленный авиакомпаниями British Airways и Logan Air в полет из Эдинбурга в Керкуолл с промежуточной посадкой в Уике. На подлете к Уику вижу дистиллерию «Олд Пултни», а до этого смотреть во время полета было на что: чересчур плотная облачность. Летать (особенно если не слишком высоко) над хорошо знакомой местностью – одно из величайших удовольствий в жизни. Надо бы научиться управлять самолетом. Может, в будущем году.

Кажется, я уже начинаю чувствовать себя счастливцем-дембелем: экспедиция почти завершена (остается лишь бумажная работа, которая мне только в радость, так что ура-ура), но в то же время сохраняется ощущение, что самое приятное еще впереди; я уже довольно хорошо знаком с «Хайленд Парком» (Highland Park) и полон радостных предвкушений. Кроме того, чувствую себя немного контрабандистом, потому что прошел предполетный досмотр в Эдинбурге с так называемой швейцарской картой в кармане. Это такой швейцарский армейский нож в стандартной пластиковой карте: в ней прячутся трехсантиметровое лезвие и изящные миниатюрные ножницы.

Прямо скажем, с этим арсеналом не угонишь и велосипеда, но из-за абсурдной истерии, раздутой после терактов 11 сентября, проносить такие вещи в самолет запрещено. (Кстати, в «Мертвом эфире» [80]я задался вопросом: если на борт нельзя проносить лезвия и инструменты, то почему пропускают людей в очках? Вытащить стекло из оправы, разломить его пополам – секундное дело, и вот у меня в руках два острейших лезвия. Смысл? Логика? Не вижу.) Просто утром я забыл вытащить карточку из бумажника, а сообразил уже после досмотра. На обратном пути не стану повторять этот фокус: положу карточку в сумку, а сумку сдам в багаж.

От Уика до Керкуолла меньше пятнадцати минут лету, но зато небо почти расчистилось. Мы пролетаем над северо-восточным краем Шотландии, над Данкансби-Хед (Duncansby Head) и Джон-О’Гроутс (John O’Groats), видим даже самую северную оконечность Шотландии – мыс Даннет-Хед (Dunnet Head). Затем летим над белыми водами вечно неспокойного Пентленд-Фёрта (Pentland Firth) и островом Строма (Stroma), который лежит на поверхности моря большим зеленым фрагментом разрезанной картинки. И наконец, уходим на разворот над сказочно красивыми высоченными скалами острова Хой (Hoy) и Стариком (Old Man) – так называется отделившийся от скал обточенный волнами остроконечный утес из красной осадочной породы, похожий на колоссальное дерево кисти какого-нибудь кубиста.

Пока самолет снижается к аэропорту Керкуолла, с западной стороны видна гавань Скапа-Флоу (Scapa Flow), где во времена Первой и Второй мировых войн базировался флот метрополии. Именно здесь после Первой мировой были затоплены германские надводные военные корабли. Здесь же во Вторую мировую служил мой отец: тогда военных было больше, чем местных. А еще дальше, где раньше покоились ржавеющие останки затопленных кораблей, едва различимыми бледными линиями на фоне серо-голубого моря виднеются «Барьеры Черчилля» (Churchill Barriers): узкие дамбы, ведущие от острова к острову.

Такси от аэропорта Керкуолла до гостиницы «Керкуолл». Номер с видом на гавань. Если бы не гавань, у меня был бы прекрасный вид на берега залива и прибрежные холмы, но коль скоро гавань никуда не денется, лучше вида не найти. В светлое время суток ходят паромы, на Оркнейские острова и обратно; рыболовецкие суда отчаливают от берега во время прилива, а возращаются по низкой воде и выгружают улов. Во множестве снуют катера и яхты (многие принадлежат норвежцам). А к северу, на горизонте, размеренно вращается один из больших ветряков на Бёргар-Хилл (Burgar Hill), будто белый великан делает кульбиты. Не хватает лишь большого круизного лайнера из тех, что регулярно наведываются сюда летом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное