“It is true (это правда) — it is true,” wept the wretched woman (всхлипнула несчастная женщина). “Ah, she was an angel (ах, она была ангелочком) — a little sweet trustful angel (прелестным доверчивым ангелочком; sweet — сладкий; милый, прелестный; to trust — доверять, верить). She knew nothing but kindness and love (она не знала /в жизни/ ничего, кроме доброты и любви; to know (knew, known) — знать; испытать, пережить) — and she was taken away by that wicked man (а ее похитил этот злодей; to take (took, taken) away — убирать, забирать, уносить, уводить; wicked — злой, злобный) — cruelly treated (жестоко с ней обращался) — and her poor mother (а ее бедная мать) — and the other little one who never lived at all (и другой малыш, который так и не родился: «который никогда и не жил»). You cannot understand (вам не понять: «вы не можете понять») — you cannot know — if you had been there as I was (если бы вы были там /как была я/) — if you had seen the whole terrible tragedy (если бы вы видели всю эту ужасную трагедию)! I ought to have told you the truth about myself this morning (мне следовало вам рассказать всю правду о себе сегодня утром). But I was afraid (но я боялась; afraid — испуганный, напуганный; боящийся) — afraid. I did so rejoice that that evil man was dead (я так обрадовалась, что этот злодей умер) — that he could not any more kill or torture little children (что он больше не сможет убивать или мучить маленьких детей). Ah! I cannot speak (ах, я не могу говорить) — I have no words (у меня нет слов). …”

wretched ['retd] angel ['endl] trustful ['trstl] wicked ['wkd] cruelly ['kru:l] terrible ['terbl] rejoice [r'ds] torture ['t:t]

“It is true — it is true,” wept the wretched woman. “Ah, she was an angel — a little sweet trustful angel. She knew nothing but kindness and love — and she was taken away by that wicked man — cruelly treated — and her poor mother — and the other little one who never lived at all. You cannot understand — you cannot know — if you had been there as I was — if you had seen the whole terrible tragedy! I ought to have told you the truth about myself this morning. But I was afraid — afraid. I did so rejoice that that evil man was dead — that he could not any more kill or torture little children. Ah! I cannot speak — I have no words. …”

She wept with more vehemence than ever (она заплакала с еще большей силой; vehemence — сила, страстность, горячность; more than ever — более чем когда-либо).

Poirot continued to pat her gently on the shoulder (Пуаро продолжал ласково поглаживать ее по плечу). “There (ну, ну; there — зд. в грам. значении междометия, служит для привлечения внимания) — there — I comprehend (я понимаю) — I comprehend everything (я понимаю все) — everything, I tell you (все, говорю я вам). I will ask you no more questions (я больше не задам вам ни одного вопроса). It is enough that you have admitted what I know to be the truth (достаточно того, что вы признали то, что, как я знаю, правда). I understand, I tell you (я понимаю, говорю вам).”

By now inarticulate with sobs (теперь уже, захлебываясь в рыданиях; inarticulate — нечленораздельный, невнятный, бессвязный), Greta Ohlsson rose and groped her way towards the door (Грета Ольсон поднялась и ощупью направилась к двери; to grope — ощупывать, идти ощупью). As she reached it she collided with a man coming in (когда она добралась до нее, она столкнулась с мужчиной, который входил /в вагон-ресторан/).