— Не совсем. Бывает утомительно. Я закурю? — Толстые пальцы, дрожа, нашарили в кармане золотой портсигар, вынули сигарету, поднесли зажигалку. Дым обволок физиономию толстого Будды. Да, он все больше походил на жирное японское божество, на щекастую богиню смеха Даруму, да вот только не смеялся почему-то. — Я ведь с тебе с просьбой пришел, Аркаша. Не откажи.

Я не любил, когда меня просили. Я не страдал царской болезнью. Любая просьба меня настораживала. Нажав ногтями на шкурку, я стал чистить апельсин. Терпко запахло спиртом, уходящим летом. Станкевич уставился на мои пальцы, на апельсин. Выпустил клок серого дыма, блеснул в кривой улыбке золотым зубом.

— Слушаю тебя внимательно, приятель.

— Аркадий, не в службу а в дружбу, ты не поможешь мне… — Он сглотнул. — Ты мне не поможешь убрать с дороги одного лишнего человечка? Мешает мне очень эта фигура. Работает под бизнесмена, совместные предприятия, совместные банки, туда-сюда… двойное гражданство у мужика… делишками вертит, как волчками… все в руках горит… искусно скрывается… а на деле…

Он замолчал. Я, очищая апельсин, просвечивал его взглядом.

— На деле, договаривай, на российские спецслужбы работает?

— Видишь ли, Аркадий, ты и сам знаешь — у нас с Испанией непростые отношения именно сейчас, из-за наших олигархов, что там подчистую земли скупили… И на севере, и на юге… На юге, на море — в особенности… И Утинский, и Бойцовский… И этот… Козаченко… И Прайс… И теперь еще Адамович… Куча магнатов… Спасаются в Испании, что ли?.. будто бы Испания — спасательный плот в бурю, в штормягу… и правда, хорошая страна, безопасная, теплая… Ужасы Франко давно забыты… Никаких тебе военных капричос… Жизнь — дешевая… не как в соседней Франции, где все втридорога… климат идеальный… И правительство смотрит сквозь пальцы на то, что русская мафия в Испании оседает, как накипь на стенках чайника… Денежки-то везде одинаково пахнут, Арк!..

— И что ты хочешь этим мне сказать? — Я разломил надвое очищенный апельсин. Мне в лицо брызнул кисло-сладкий сок, я отер ладонью щеку. Протянул ему половинку апельсина. Он взял ее жестом автомата, робота.

— Я не знаю, на кого он работает, Аркадий. Честное слово, не знаю! Но то, что мои люди в Испании прокалываются и попадаются один за другим, это факт! И я, представь, устал от этого! И когда я вышел на него, на этого типа…

Сок. Какой сладкий сок у этого золотого фрукта. Я втянул сок губами. Так я втягивал ее губы, когда я брал ее тут, на полу, на глазах у почтеннейшей публики. Я сказал Станкевичу глазами: ешь, что же ты не жрешь такую вкуснятину, чудак? И он закусил дольку. И у него сок потек по подбородку.

— Ты заподозрил его и захотел его убрать, это понятно. У тебя что, своих людей нет под рукой, чтобы его убрать? Или они запрашивают слишком высокую цену?

Станкевич слизнул языком сок с губы. Затолкал в рот всю половинку апельсина. Я терпеливо ждал, пока он прожует.

— Видишь ли, Аркадий…

Я молчал. Рассматривал золотой перстень с печаткой у себя на безымянном пальце.

— Видишь ли… он… я узнал…

Теперь замолк он. Я видел — ему отчего-то было трудно говорить. Жмотина, явно скупится дать хорошему киллеру хорошую сумму. Меткий стрелок должен оплачиваться, дурак! Иначе меткий стрелок запросто уходит к другому. Как женщина.

— Он живет в Севилье? В Бильбао? В Гранаде? В Малаге? В Мадриде?

— В Мадриде.

— Что тебя смущает, Станкевич? Что ты мнешься, как красная девица? Денег нет? Так я дам тебе. Одолжу. — Я ухмыльнулся. — Пусть твои люди немного поработают, не мои. Они ведь у тебя тоже не безрукие и не слепые, правда?

Сильно пахло съеденным апельсином. Сильно пахло жареным с кухни — повара готовили курицу с чесноком по тайскому рецепту. Сильно пахло по-восточному терпким табаком Станкевича.

— Правда.

— Не прячь глаза!

Он поднял жалкое, жирное лицо. Вымученно улыбнулся.

— Вся штука в том, что этого испанского козла зовут Альваро Виторес.

Мы помолчали оба. Я осознавал сказанное. В дверь всунулась кудрявая головка веселой горничной, она прощебетала умильно:

— Аркадий Вольфович, кушать сейчас будете или попозже?..

— Валяй! — крикнул я ей. — Валяй, все на стол мечи! Отпразднуем будущую жертву. — Я остро глянул на Станкевича, снова подносящего сигарету ко рту трясущейся рукой. Я не понимал, как такой слабонервный парень может быть и шумно-рекламным продюсером, и главой преступной группировки. — Тебя смущает, что это отец Марии? Может быть, они просто однофамильцы?

— Нет. Я узнал. Родной отец.