Он имел столько женщин, что они встали куриной костью у него поперек горла, разодрали его изнутри и снаружи, как разодрали когда-то Орфея неистовые менады. Он поймал в свои сети столько юных мальчиков, что из них можно было составить елочный хоровод; он с мальчиками не спал, он продавал их, сбывал задорого — богатым людям, жаждущим развлечений, дарящим богатой подруге или богатому другу на ночь, на день рожденья, на время отдыха, на сколько угодно — попользоваться, а потом вышвырнуть, как обглоданную кость — мальчика, а подвернется под руку, так и девочку: живые подарки стали тогда, в его диком и непредставимом будущем, в моде, в большом фаворе.

А древность? Разве я не вижу, что было в древности?

Разве греки не любили эфебов? Разве Калигула и Нерон не устраивали кровавых пиршеств? Разве скифы не скотоложествовали? Разве султаны не строили себе роскошные гаремы?

Всякий владыка на земле наслаждался, как мог.

И время наслаждений не прошло — я вижу это, я, Нострадамий.

Когда зазвонят колокола собора Василия Блаженного, брата моего, кровича моего, юродивого, когда над землей в ночи подымется Красная Луна — красная, как дикий волчий глаз, — тогда рассечется земля надвое, и из земли выйдут все замученные. Все, кого сделали вещью. Все, кого купили и продали, разрезали и сожгли заживо, предали и оболгали.

И это они, они будут судить людей Страшным Судом — они, а не Господь Бог наш Христос, да простит Он меня за святотатство. Ибо судить должен тот, кто испытал страдание сполна.

Ты нарисуешь на своей фреске всех.

Ты не отвертишься от этого.

Тебе уже никуда не уйти.

Я положил руки тебе на плечи.

Я заставляю тебя. Я вынуждаю тебя. Я приказываю тебе.

Ибо лишь художник — летописец Земли и Луны. И более никто. Аминь.

Ангелина припарковала «форд», опустившись вниз по каменной спирали подземного гаража. Давно она не была здесь, на Коровьем валу. Прищурившись, оглядела дом. Да, устарел, а когда-то казался последним писком роскоши. Консьерж впился в нее глазами, она ослепительно улыбнулась ему и сказала:

К Елагиным. Лифт работает?

Как не работает!.. конечно, работает… — залепетал маленький сухенький консьерж, вздергивая на лоб тяжелые очки, отрываясь от бульварного романа. — Естественно, мадам…

Лишь на миг она задержалась перед дверью.

И резко, коротко позвонила.

И лишь потом заметила, что дверь уже предусмотрительно открыта. Ее ждали.

Она вошла. Пустая огромная, как тронный зал, прихожая. В прихожей — фонтан, в фонтане, играя, плавают золотые рыбки, на дне мозаикой из красной смальты выложено латинское «SALVE», на стенах — картины Витаса, ах, вездесущий Витас, кажется, ты перекормил собою новую русскую аристократию. Тишина. Она сбросила плащ на руки угрюмого бодигарда, безмолвно, как изваяние, стоявшего у двери. Цок-цок, цок-цок, каблучки. По зеркально навощенному паркету. Вперед. Туда, где она так давно не была.