Поднявшись к себе, Терехов рассовал по полкам холодильника принесенные из магазина продукты, переоделся, просмотрел газеты — обычно он покупал «Независимую» и «Коммерсантъ», а из журналов «Огонек» и «Итоги», но сегодня почему-то выложил тридцатку за журнал фантастики «Если». На обложке был изображен странный инопланетный пейзаж — странность заключалась не в том, что в небе красовались три разноцветных солнца, а в расположении тени: единственной, несмотря на причудливое освещение. Но не этим привлек Терехова журнал — через обложку шла надпись: «Фэнтези — миры, в которых нам привольно». Ресовцеву было привольно в Элиноре. Может, он писал фэнтези?

Перелистав журнал и прочитав оглавление, Терехов решил, что зря выбросил деньги — драконы, принцессы и рыцари его не привлекали, в Элиноре не водилось фантастической живности, Левия ездила на лошади, а дома у нее был сиамский кот, по описанию такой же, как все коты, и такой же драчливый.

«Огонька» Терехову хватило на полчаса, с «Итогами» он покончил минут за десять и подумал, что если бы эта женщина сейчас сидела рядом на диване или хотя бы чуть поодаль на стуле, или в кресле у журнального столика, то он не был бы так раздражен и не ощущал в душе раздвоенности: надо, в конце концов, признаться — он хотел ее видеть, но чтобы она не задавала вопросов, чтобы молча сидела, смотрела на него и ждала его решений, его поступков.

Они могли бы вместе пообедать — Терехов умел готовить стейки, но у этой женщины они получились бы лучше, мягче, воздушнее, и приправу она наверняка смогла бы соорудить для вкуса, а так ему пришлось довольствоваться кетчупом. Он поел, вымыл посуду, представив, как эта женщина могла бы вытирать тарелки. По идее, найти ее — не проблема, достаточно спросить у продавца матрешек. Но зачем ему это?

Сергей явился на полчаса раньше, чем обещал, избавив Терехова от необходимости вышагивать в ожидании из угла в угол, потому что после еды напала на него хандра — он называл ее вечерней депрессией: не в первый раз, просто он чувствовал, когда за окном сгущались тучи и начинал моросить мелкий нудный дождь. Можно даже не выглядывать — наверняка стекла за шторами стали уже мокрыми от стекавших капель.

Любовный опыт Сергея, видимо, не стал за день больше — парень явился в мрачном расположении духа, прошел к компьютеру без лишних слов, на хозяина бросил косой взгляд — не мешайте, мол, — и Терехов отправился в кухню, пил чай с вареньем, прислушивался к тихому ворчанию соседа (тот разговаривал сам с собой или напевал что-то под нос) и ждал, когда его позовут.

Через час Сергей вошел в кухню и спросил:

— А что, у вас только чай?

— Есть водка, — сказал Терехов, удивившись тому, как быстро молодое поколение пристрастилось к алкоголю.

— А пива нет? — поинтересовался Сергей. — «Бочкарев» — правильное пиво.

— Нет, — сказал Терехов.

— Ну и не надо, — легко согласился Сергей. — Я просто так спросил. Сам не люблю, но в компании приходится — чтобы за идиота не приняли.

— За идиота я тебя не приму, — улыбнулся Терехов и спросил: — Удалось что-нибудь выяснить?

— Адресок могу дать, — сказал компьютерный гений. — Пришлось взломать несколько промежуточных серверов, чтобы проследить путь… Славная работа, понравилось. Вот.

Он положил перед Тереховым полоску бумаги, оторванную от газетного листа. Почерк был корявым, но вполне внятным.

— Resovtsev, — прочитал Терехов, — mail.ru. Вот так-так…

— Что? — заинтересованно спросил Сергей. — Фамилия вам знакома? Неужто кто-то из друзей хакнул? За такие вещи вообще-то морду натирают.

— Я бы и натер, да некому, — пробормотал Терехов.

Ресовцев. Странно. Что же, черт побери, получается? Мальчишка в метро похож на маленького Ресовцева. Вирус попал в компьютер с адреса Ресовцева. Если так, то, обвиняя Терехова в смертных грехах, эта женщина лицемерила. Прекрасно знала, что ее благоверный по каким-то лишь ему (а может, и ей тоже?) известным причинам навязал чужому человеку собственный роман, а чтобы тот не смог отвертеться, уничтожил все файлы в его компьютере, после чего…

Господи, глупость какая! Он покончил с собой, этот Ресовцев, он не в игрушки играл — сделал все, чтобы, уйдя, обвинить в своей смерти не знакомого с ним автора.

Сделал все? Если бы Ресовцев хотел сделать именно все, он оставил бы записку, где написал бы ясно: «В моей смерти прошу винить гнусного плагиатора Терехова Владимира Эрнстовича, укравшего мою рукопись, которую я писал всю сознательную жизнь». Тогда действительно было бы не отвертеться — вот текст, опубликован, вышел под его именем, а вот черновики, сохраненные в компьютере Ресовцева и датированные разными годами…

Ничего подобного Ресовцев не сделал.

А мальчишка? Сын? У этой женщины не было от Ресовцева детей — так, во всяком случае, Терехов понял из разговора с нею. Неужели она лгала ему с первой минуты, неужели собственного сына узнала по описанию Терехова? А может, сама послала мальчишку на ту встречу? И деньги забрала?