Однако Стерв не был бы Стервом, если бы не добился хоть какого-то успеха — одного из дозорных, охранявших собравшуюся на молебен общину, охотник, все-таки, сумел захватить. Когда Мишка подъехал, Стерв как раз тряс связанного парня лет шестнадцати за грудки, пытаясь, кажется, выяснить: ждали ли христиан подпольщиков лодки, или те ушли сухим путем? Тряс, по всему было видно, совершенно бесполезно — пленник, гармонично сочетая в себе черты арестованного подпольщика и христианского мученика, хранил на лице выражение «умру, но не покорюсь».

Алексей, с самого начала бывший против траты времени на тайную христианскую общину — мол, стражу побили, никто их теперь не тронет — держался поодаль и демонстративно смотрел в сторону, не обращая внимания на безуспешные попытки Стерва разговорить пленника. Мишке пришлось брать руководство на себя. Подъехав вплотную, он набрал в грудь воздуха и гаркнул, имитируя дедовы командные интонации:

— Отставить! — Стерв мгновенно отпустил пленника. — Развязать!

Эта команда тоже была выполнена беспрекословно, Стерв даже поддержал пленного, который от неожиданности чуть не упал. Мишка спешился, снял шлем, и перекрестившись, нараспев произнес:

— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас.

Ответного «аминь» и крестного знамения Мишка не дождался — пленник смотрел на него со смесью удивления и недоверия. Мишка, не смущаясь молчанием собеседника, выпростал из-под одежды нательный крест и слегка склонив голову в знак приветствия, продолжил:

— Здрав будь, брат наш во Христе. Я внук воеводы Погорынского боярина Кирилла, крещен Михаилом. А тебя как величать?

— Герасимом…

«Ну, слава богу, голос прорезался. Может, хоть какой-то толк будет?»

Герасим все еще недоверчивым взглядом обвел окруживших его всадников и нерешительно спросил:

— Так вы христиане?

Вместо ответа Мишка резко крутанул головой обежав взглядом отроков. Те поняли своего старшину правильно и принялись креститься, даже Стерв изобразил что-то вроде крестного знамения — криво и слишком размашисто, но не перепутав левое плечо с правым, как это у него, бывало, случалось. Недоверие и настороженность Герасима заметно пошли на убыль, на лице его даже появилось некое подобие осторожной радости.

— Вы за нами пришли… боярич?

«Ну да, конечно, вера в чудесное избавление от власти поганых язычников, несомненно, культивируется в общине. Иначе и быть не может. Даже жалко разочаровывать парня, но придется».

— Нет, брат Герасим, мы же не знали о вас, думали здесь одни язычники живут. Случайно наткнулись вчера на стражу, которая вас изловить должна была, но теперь можете их не опасаться… кара Божья настигла слуг Нечистого, мы же стали орудием в деснице Божьей. Больше эти стражники уже никому зла не сотворят.

Парня, казалось, не очень-то взволновала судьба перебитых стражников, слишком велико было разочарование из-за несбывшегося чудесного освобождения. Все еще глядя на Мишку с надеждой он, как ребенок, не получивший ожидаемого подарка, протянул:

— А отче Моисей говорил…

— Отец Моисей — это пастырь ваш? — не дал Герасиму закончить фразу Мишка.

— Да…

— А велика ли ваша община?

— Здесь три десятка, боярич, но есть и еще в других местах. Про всех только отче Моисей ведает и по очереди навещает.

«Так, сэр, обратите внимание: рыбаки, про которых рассказывал Стерв, меняли на что-то копченую рыбу, на чем и были пойманы Смотрящим Ионой. Некто отец Моисей путешествует от одной тайной христианской общины к другой. Похоже тайная жизнь, неподконтрольная вашему предшественнику, бьет в Заболотье ключом — народец наладил контрабандный бартер, ведется подрывная идеологическая работа, администрация и силовые структуры этому всему противодействуют, но полностью искоренить, разумеется, не могут. Нормальное тоталитарное государство, черт побери, прямо, как по учебнику».

— Боярич, — прервал Мишкины размышления Герасим — а как же теперь, вы же о нас узнали, неужели не поможете?