Обыкновенным осенним вечером после ужина супруги Ващины решили провести воспитательную беседу со своим старшим сыном Егором восьми лет от роду на предмет его плохого поведения дома. Дело в том, что у них из кошельков стали пропадать деньги. Так как остальные дети о предназначении дензнаков имеют такое же представление, как папуас о термоядерной реакции (мальчику 2 года, девочке 3 месяца), то, естественно, родителям стало ясно, что это их первенец тайно таскает их честно заработанные на поприще медицины деньги. Кроме того, постоянно врёт, выкручивается, пререкается с ними и полностью игнорирует все просьбы родивших его людей о помощи по хозяйству. Ремень и постановку в угол чада супруги считали методами непедагогичными. После сорокаминутной лекции на тему: «Что такое хорошо и что такое плохо» Егор в присвоении денег не сознался, но пообещал вести себя хорошо. Родители, посчитав урок законченным, занялись домашними делами. Новорождённая уже давно видела сны, папа укладывал среднего сына спать, а мама на кухне готовила на завтра обед, шинкуя на столе морковку. Там же Егор доедал кусок торта. Утолив жажду к сладкому, первенец кинул тарелку в раковину и собрался идти к себе в комнату. Однако мама настойчиво попросила чадо помыть тарелку и пойти почистить зубы перед сном. Просьба была проигнорирована словами: «Не хочу, завтра помою».

– Нет, ты помоешь сейчас и отправишься чистить зубы!!!

– Не буду!!!

– Будешь!!! – не отрываясь от резания корнеплода, повторила мать.

– Тебе надо – ты и мой. Дура!

– Что!? – возмутилась родительница и резко повернулась, не зная о том, что Егор стоит к ней вплотную.

Кухонный нож, который она держала в руке, вошёл ребёнку в грудь. Он посмотрел удивлёнными глазами на мать и заорал: «Ты меня убила!!!»

Этого Светлана Валентиновна не слышала – обморок повалил её на пол. На крики прибежал отец. Положил ребёнка на кровать, осмотрел и обработал рану, вызвал «Скорую помощь» и пошёл приводить в чувство жену. Потом все ясно. Приехали медики, и, вызвав милицию, отвезли ребёнка в больницу. За все то время, пока глава семейства рассказывал мне о происшедшем, его супруга молчала, уставившись в одну точку. «Уж не тронулась ли умом бедная женщина?» – подумал я, и, поблагодарив, отправился на кухню.

– Скажите, Александр Александрович, – остановил меня вопросом Ващин, – а какие жене вещи надо с собой взять? Я соберу…

– Да успокойтесь вы, – махнул я вяло рукой, – лучше за Светланой Валентиновной приглядывайте, а то мало ли что…

На кухне я, Живцов и Шишкин собрали курултай и принялись думать, как быть. Этих родителей было по-человечески жаль.

– Да, за причинение тяжкого вреда по неосторожности, – начал Шишкин, – как ни крути, но срок она получит реальный, хотя и небольшой.

– А с чего ты взял, что там тяжкие телесные? – спросил я.

– Действительно, – поддержал меня Живцов.

– Вот, – Шишкин предъявил на обозрение обыкновенный кухонный нож с тонким лезвием, упакованный, опечатанный и скреплённый подписями понятых. – Видите, где граница кровяного следа? Значит, клинок вошёл в тело сантиметров на 5.

– Не факт, – отмахнулся следак. – Надо ехать в больницу.

Мы вышли в коридор и пригласили главу семьи.

– Геннадий Васильевич, мы едем в больницу к вашему сыну, – сказал Живцов. – Поинтересуемся по поводу его состояния здоровья и поговорим с врачами. Вы с супругой оставайтесь дома. Вы врач и сами понимаете, что её в таком состоянии одну оставлять нельзя. А завтра с утра подходите в следственное управление. Детей есть с кем оставить?

– Да, сейчас тёща приедет…

– Всего доброго.

По дороге в больницу мы молчали. О чём каждый из нас думал, объяснять не надо. Дед Афанасий тихо крутил «баранку» и всматривался в ночную дорогу.

В клинике Шишкин остался стоять у закрытого аптечного ларька, рассматривая новинки фармакологии. Мы с Живцовым поднялись в хирургию. В ординаторской нас встретил читавший газету пожилой врач.

– Вы по ножевому у мальчика?

– Ага. Ну что там? Сильно его? Когда из наркоза выйдет?

– Никакого наркоза не было, – спокойно ответил хирург. – Под местной анестезией наложил ему два шва и вколол обезболивающее. Я хотел позвонить родителям, чтобы его забрали, а он слёзно просил оставить его здесь, так как дома его хотят убить, разрезать на куски и закопать в песочнице за домом. А сейчас он живёт только местью матери. Непростой мальчик. Поверьте, у самого уже внуки. В детях разбираюсь. Чувствую, Егор этот подонком растёт.

– А…? – мы тупо переглянулись.

– Бывает такое. Нож кухонный и с заточенным до гибкости тонким лезвием? – спросил медик.

– Да.

– Ну вот. Нож вошёл в кожу, встретился с ребром, изогнулся и прошёл параллельно ребру под кожей. Если хотите с ним поговорить, то он в рекреации на диване лежит и с медсёстрами о своей тяжкой судьбе беседует.

Пройдя в холл, мы увидели полулежащего Егора с личиком ангелочка. Голубые добрые глаза. Розовые щёчки. А главное, хорошо поставленная речь восьмилетнего ребёнка, душевно и по-детски флиртующего с девицами в белых халатах.

– Здравствуй, Егор, – начал я разговор. – Мы из милиции.