— Вон!

Толпа зрителей все росла, но тут вперед выскочила Рори, бросила на Кирстен уничтожающий взгляд и повернулась к старшему брату:

— Она не виновата, Грэм. Они цепляются к ней при любом случае. Обзывают ее по-всякому, оскорбляют. Шагу не дают ступить, все время унижают.

— Я и не думал ее обвинять, — спокойно возразил Грэм. — Я всего-навсего попросил ее положить меч, прежде чем она ранит сама себя. — Грэм осторожно приблизился к жене. — Эвелин, — как можно мягче проговорил он, — пожалуйста, отдай мне оружие. Клянусь, никто здесь тебя не обидит.

Эвелин посмотрела на служанок, которые по-прежнему стояли в нескольких футах от нее. Ее губы сжались в упрямую линию.

— Вон! — повторила она. Тут губы задрожали, жесткая линия размякла. В печальных глазах появились слезы. Она посмотрела на Грэма глазами, полными отчаяния.

Этот взгляд разбил ему сердце. Его охватил гнев. В этот момент ему не было дела до того, что думают люди его клана, имеют ли они право сердиться на его брак с одной из Армстронгов. Он знал лишь то, что их слова и поступки заставляют страдать невинного человека и что он этого больше не потерпит.

Резко обернувшись, он уставился на Кирстен и окруживших ее женщин.

— Убирайтесь! — крикнул он. — Все убирайтесь! В замок вы больше не вернетесь. Будете работать в поле или помогать в огородах, но в моем замке вы работать не будете.

Кирстен побледнела. Служанки чуть не задохнулись от возмущения. Одна стала ломать руки, другая разрыдалась. Но Грэм думал только о своей жене, которая с трудом сдерживала слезы, потому что ее обидели люди его клана.

— Прошу прощения, лэрд, — сказала Нора, домоправительница, командовавшая женщинами всего клана, — в замке нужны девушки, чтобы прислуживать и делать уборку.

— Найди других! — приказал Грэм. — А эти пусть больше не появляются в замке. И пусть никогда не заговаривают с моей женой. Если они не подчинятся, то будут изгнаны из клана.

В толпе раздались недовольные возгласы. Люди зашептались. Послышались обвинения. Их лэрд встал на сторону девчонки Армстронгов.

Грэм все это слышал и обернулся к братьям, чтобы оценить их реакцию.

— Грэм, ты знаешь, что я тебя поддерживаю, — тихо сказал Тиг. — И я вижу, что они не хотят ей помочь, обижают ее. Я не стану возражать против твоего приказа. Более того, я за него.

Боуэну для ответа потребовалось больше времени. Сначала он изучающе разглядывал группу женщин, потом повернулся к Эвелин и внимательно посмотрел ей в лицо.

— Она может говорить, — наконец заявил он.

Грэм ждал совсем другого и на мгновение растерялся, а Боуэн, глядя на брата, продолжал:

— Говорили, что после несчастного случая она не произнесла ни слова, а сегодня вдруг заорала так, что ее услышали во всей крепости. То, что заставило ее прервать молчание, должно было очень сильно на нее подействовать, тебе так не кажется?

— Кажется, — мрачно подтвердил Грэм. — Думаю, она испытала сильный шок и поэтому вдруг заговорила.

Боуэн еще раз внимательно взглянул на Эвелин.

— Тогда, может быть, ее ненормальность тоже преувеличена.

Грэм ощутил внезапное облегчение. Оба брата приняли его сторону, а не сторону клана. Он отлично понимал, что если бы они этого захотели, то легко сумели бы восстановить против него весь клан. Один из них мог бы даже начать собственную игру — опираясь на поддержку клана, захватить власть и стать лэрдом.

Но они поддержали его. И Эвелин.

Он подошел к Эвелин и взял в ладони ее лицо. Его рука оказалась всего в нескольких дюймах от меча. Сделай она какое-нибудь резкое движение — и его рука будет отрублена. Конечно, Эвелин это тоже понимала. Ее взгляд скользнул вниз, рука опустилась, кончик меча ткнулся в землю.

— Отдай его мне, Эвелин, — очень мягко попросил Грэм. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь дурное. Я их больше не пущу в замок. Больше они служить мне не будут и не смогут тебя обидеть.

Глаза Эвелин удивленно распахнулись. Ее изумление причинило Грэму боль. Она явно не ожидала, что он поддержит ее против членов своего клана. Это потрясло ее. Но что еще она могла думать?

Дрожащими руками она протянула ему оружие. Он взял меч и, не оглядываясь, сунул назад, братьям.

— Пойдем в дом, — сказал он и взял жену за руку.

Эвелин оглядела толпу испуганными глазами, затем посмотрела на Грэма. В ее взгляде сквозила такая боль, что у него защемило сердце.

— П-прости.

Звук был хриплым и даже грубым, но Грэм пришел в восторг оттого, что она общается с ним словами.

— Забудь, — пробормотал он и коснулся ее щеки. — Поднимемся в нашу комнату. Там мы все обсудим наедине.

Эвелин кивнула, облегчение мелькнуло в ее глазах. Потом резко повернулась и, обогнав Грэма, бросилась в дом. Казалось, ей не терпелось скрыться от посторонних взглядов.