— И со мной, — спокойно добавил Дуглас.

Один за другим все командиры выходили и становились рядом с Грэмом.

— Нельзя вести себя как дети, — решительно заговорил Дуглас. — Роберту Монтгомери было бы стыдно за то, как у нас относятся к жене лэрда. Он никогда бы не одобрил таких поступков по отношению к ни в чем не повинной женщине. Ее вина лишь в том, что она родилась во вражеском клане. Это единственный грех Эвелин. Я собственными глазами наблюдал, как она изо всех сил пыталась исправить сложившееся положение. Вам всем пора открыть глаза и поразмыслить, чтобы избавиться от этой бессмысленной ненависти.

— Вы будете оказывать ей почтение или подвергнетесь наказанию, — пообещал Грэм. — А теперь идите и занимайтесь своими делами, но подумайте о моих словах и сделайте свой выбор. Видит Бог, мое терпение кончилось.

Люди стали быстро расходиться. У некоторых женщин лица были заплаканы. Грэм не испытывал к ним сочувствия. Он помнил лишь об израненных руках Эвелин. Волны гнева накатывали на него снова и снова.

— Дело сделано, — уверенным тоном произнес Боуэн. — Больше они не посмеют тебя ослушаться. Испугаются последствий.

Грэм кивнул.

— Сделано. Я не отступлюсь от своего слова.

— Я знаю, — согласился Тиг.

Грэм посмотрел прямо брату в глаза.

— Но ты не согласен.

Тиг медленно покачал головой.

— Согласен. Я видел, к чему привели их детские выходки, и возмущен не меньше тебя. Эвелин не заслужила такого отношения. Боюсь, это сломит ее. Мне не понравилось отчаяние в ее глазах, когда она все поняла.

У Грэма защемило сердце. Он и сам видел, что Эвелин выбита из колеи, и боялся, что слишком поздно вмешался.

— Она сказала, что хочет вернуться домой, — бесстрастным тоном сообщил Боуэн. — Это были ее последние слова. Потом она ушла.

Грэм выругался и сжал кулаки.

В этот момент его окликнули.

Грэм оглянулся. Рори, явно чем-то взволнованная, протискивалась сквозь толпу у входа в дом.

— Где Эвелин? Я хотела позвать ее на первый урок, но нигде не нашла.

Грэм нахмурился.

— Она была в зале. Ты смотрела в наших покоях?

— Конечно, смотрела, — кивнула Рори. — Даже влезла на башню и оглядела реку до самого поворота. Это ее любимое место. Но там никаких следов.

— Эвелин вышла из дома через заднюю дверь, — сообщил Боуэн. — Сказала, что хочет подышать воздухом. Я решил, что она пойдет, куда обычно ходит, чтобы прогуляться.

— Возвращайся на занятия, Рори, — распорядился Грэм. — Я поищу Эвелин.

— Давай мы с Тигом тебе поможем? — предложил Боуэн.

Грэм на мгновение задумался.

— Нет. Надеюсь, она где-то недалеко. Если мне понадобится помощь, я вас позову. Мне надо поговорить с ней. Она расстроена всем, что случилось.

Тиг и Боуэн понимающе кивнули.

— Эвелин хорошая девушка, — пробурчал Тиг. — Когда я увидел ее руки и понял, в какое отчаяние она пришла… Я этого не могу вынести.

Грэм стиснул зубы.

— Я тоже не могу. И не позволю, чтобы ее обижали, даже если придется наказать каждого, кто посмеет меня ослушаться.

Глава 34

Осмотрев ближние окрестности замка, Грэм почувствовал, как сердце сжалось от страха, и пошел за своим жеребцом, а по дороге решил, что все-таки следует воспользоваться помощью братьев. Их он отправил в северном направлении, а сам обогнул замок и поскакал к реке.

Он едва не упустил Эвелин, когда поднялся на вершину отрога, с которой была видна граница с владениями Армстронгов. Подтянув колени к груди, Эвелин сидела на цветочной поляне и отсутствующим взглядом смотрела вдаль, на земли своей семьи.

Ветер раздувал ей волосы. Вся ее фигура казалась воплощением одиночества и безнадежности. Эвелин не заметила Грэма, а он не хотел внезапным появлением ее испугать. Он проехал верхом, сколько было можно, потом спешился, оставил лошадь пастись, а сам пошел к жене.

Она сидела, положив подбородок на колени. По ее щекам тянулись дорожки от слез. Грэм вполголоса выругался, снова охваченный яростью.

Он постоял несколько мгновений, наблюдая за ней и чувствуя, что теряет уверенность. Что он ей скажет? Как сможет черное превратить в белое? Стереть память о мучениях, которые она испытала?

За столом он прочел в ее глазах нечто новое, чего прежде не видел. Именно в тот момент Эвелин поняла, что ей не следовало таскать тяжелые бревна для каминов и что женщины намеренно давали ей невыполнимые задания, стараясь выставить безмозглой дурочкой, которая всем только мешает. Грэм понял, что она потеряла надежду.

Она была полна решимости противостоять навязанному ей положению, и душа Грэма наполнилась уважением к жене. Эвелин воспитали в такой же ненависти к Монтгомери, какую его собственный клан испытывал к Армстронгам. Было бы естественно, если бы она навсегда затаила зло против своей новой семьи.

Но Эвелин не пошла этой дорогой. Она, как могла, пыталась приспособиться к жизни в новом клане, а в ответ ей просто плюнули в лицо.

По глазам Эвелин Грэм понял, что она сдалась, признала себя побежденной. И он испугался, что потеряет жену.

Эвелин словно почувствовала чужой взгляд и повернула голову. Их глаза встретились, и от глубокой печали, скрытой в ее взоре, у Грэма заныло сердце.