Да, он простил ее и в тот же миг почувствовал себя утопающим, которому в последний момент удалось вдохнуть живительный глоток воздуха.

Как странно… Он простил ее, но конец света не наступил, – напротив, он почувствовал себя лучше. И стал гораздо сильнее, чем прежде.

Почему же он так долго сопротивлялся такому простому и очевидному решению? Ведь он любит Оливию, и это самое главное. Все остальное не имело значения.

Ей потребовалась недюжинная смелость, чтобы во всем ему признаться. А способен ли он сам на подобный подвиг?

Клейтон с такой стремительностью ринулся к двери, что едва не упал – одна нога зацепилась о другую. Оливия больше не прольет из-за него ни слезинки.

Он надеялся, что Оливия сумеет простить его – даже несмотря на все те жестокие слова и колкости, которые он ей наговорил.

Остановившись у двери ее спальни, Клейтон прислушался. Конечно же, она его простит. Простила же Блина. Но с другой стороны, Блин не разбивал ей сердце.

Из-за двери не доносилось ни звука. Может быть, она заснула?

Клейтон распахнул дверь и уставился на пустую кровать.

Он убьет Йена.

Если, конечно, бомба не убьет их раньше.

Глава 30

Йен возился у окна с тонкой металлической проволочкой.

– Многие люди считают, что быть всезнающим – это дар. Но на самом деле это тяжкий труд. – У Йена была способность говорить очень тихо, но так, что собеседник все слышал.

Несмотря на необходимость соблюдать тишину, Йен все время говорил, по крайней мере после того, как взял ее с собой. Оливия понимала, что он отвлекал ее от тяжких раздумий, и была ему за это безмерно благодарна. Особенно после того, как Йен научил ее ругать Клейтона на семнадцати языках.

Увы, она его потеряла. И знала, что так случится. Но она и представить себе не могла, что будет так больно. Что каждый вздох будет отдаваться болью во всем теле.

Оливия много раз проигрывала эту ситуацию мысленно. Но реакция Клейтона оставалась неизменной независимо от выбранных ею слов.

Она все сделала правильно, но как убедить в этом Клейтона?

Уличные фонари светили очень слабо. Впрочем, их свет все равно не мог сделать ничего – разве что отразиться от толстого слоя льда, покрывшего стекло. К счастью, у Йена был собственный фонарь – странное устройство, из которого свет пробивался сквозь единственную прорезь сбоку.

– Ну вот и все, – сообщил он, открыв окно. И тут же подсадил Оливию, а потом и сам последовал за ней.

Первым делом Йен поднял заслонку с одной стороны фонаря, и в комнате стало светлее. Они находились в мастерской. Оливии сразу же бросились в глаза свисающие с полки гири на тонких позолоченных цепочках. На полке стояли бухгалтерские книги. Вдоль одной из стен были установлены ряды ящиков – на каждом имелся номер. Оливия открыла один – там оказались маленькие зубчатые колесики. В следующем были такие же колесики, только чуть большего размера.

– Что мы здесь ищем?

– Любое доказательство того, что он делает бомбы. Черный порох. Взрыватели. Запальные шнуры. Или информацию о нем лично. Пусть даже крохи.

– Значит, именно так ты заработал репутацию всезнайки?

– Но было чертовски трудно.

Оливия внимательно осматривала ящики. Вот винты, вот пружинки… И все было аккуратно рассортировано по размерам.

– Что-нибудь нашли?

Оливия вздрогнула от неожиданности и резко обернулась на голос Клейтона – тот совершенно бесшумно влез в окно.

Йен взглянул на громко тикающие часы и скорчил гримасу.

– Тебе потребовалось сорок две минуты на то, чтобы разобраться, где у тебя голова, а где задница. Не думал, что ты так медлителен.

– Иди посмотри, что в других комнатах, – проворчал в ответ Клейтон.

Йен фыркнул и исчез – словно растворился в воздухе. Действительно – Дух.

Клейтон набрал в грудь побольше воздуха.

– Оливия, я…

– Йен обыскивал все настенные часы. – Она не была готова к разговору с ним. Пусть лучше помолчит. Сначала ей необходимо умерить… расстаться с надеждой на то, что он явился не просто отругать ее за отлучку с Йеном.

Но Клейтон предпочел не понять намека. Он подошел к ней и накрыл ладонью ее руку, все еще лежавшую на одном из ящиков.

– Оливия, прости, что я так отреагировал.

– Я откажусь от фабрики, потому что это правильно, и я… Подожди… Что ты сказал?

– Мне очень жаль. – Он поморщился. – Я боялся, что если прощу тебя, то покажу мою слабость и позволю тебе использовать меня в своих интересах. Ты доверилась мне, сказала правду, а я оказался недостойным твоего доверия. Теперь ты меня прости.

Оливия молчала. Ей очень хотелось верить в их с Клейтоном общее будущее, но ведь могло статься, что это будущее продлится только до ее следующей ошибки. А этого ей не пережить…

– Как я могу быть уверена, что ты не отвернешься от меня, когда я в следующий раз сделаю что-то не так? Могу поклясться, что я никогда намеренно не причиняла тебе зла и впредь этого не сделаю. Но я ошибалась и буду ошибаться. Вероятнее всего – очень часто.