Творческий порыв нарекли Особняком и выставили на продажу. Обречённая изысканной внешностью на богатых владельцев постройка смиренно ждала тех, кто решится добавить к её имени свою фамилию. Спустя пять годиков такой финансовый смельчак нашёлся. Вляпаться в феерию отважился некий предприниматель из сферы текстильной промышленности. Презрев сучившую лапками мелочность, он, не торгуясь, выкупил удовольствие делить с семьёй просторы домика вплоть до Октябрьской революции. А после делить начали уже все и повсеместно.
В бытейнике здания появилась роль клуба для рабочих, затем амплуа посольства одной дружественной нам страны. После другой. После-после третьей. В какой именно момент из домика выселили всех дипломатов и перекрасили стены в салатовый цвет – сам особняк умалчивает. Люди начитанные поминают его токмо в связке с фамилией бывших дореволюционных владельцев. Граждане, предпочитающие путешествовать по жизни налегке, без лишнего информационного багажа, если и знакомы с домиком, то исключительно в контексте его нового прозвища – ЦеКа.
Александр Александрович Бордюров, более любимый как Боренька, несмотря на своё изрядно обтёсанное жерновами образования прошлое, об особняке и слыхом ни слыхивал – ни о его кофейном веке, ни о его салатовой реинкарнации. Вдоволь наглядевшись на самое странное из других, не менее затейливых окон, когда-то опрометчиво невозразивший жених уверенно двинулся ко входу, сопровождая каждый свой шаг вздохами невозражений.
Элегантный вестибюль приветливо трепал волосы хладным дыханием упрятанного в неведомую лепнину кондиционера. Преимущественно жёлтые оттенки внутреннего убранства, подбадриваемые щедрым освещением, не оставляли шанса всяк сюда вошедшему на сразу оглядеться и быстро сориентироваться. Насилу зрительно смирившись с рвущим сетчатку великолепием, Александр Александрович приметил вон там поодаль нишу, оббитую стеклом цвета сырой моркови – той, что в торговых точках числится одновременно мытой и импортной. С того места, где завмастерской пытался не выглядеть дураком, примеченное больно напоминало человеческое лицо. Два симметричных окошка – чисто глаза, правда, левое око, очевидно, уже успело изрядно утомиться нудным видением суматошных вид'eний, посему прикрылось металлическим веком. Тусклая не то перекладина, не то подоконник – точно стянутый снисходительным недовольством рот.
– Бюро пропусков, – прочавкал Бордюров красующейся на «лбу» ниши надписью.
Не самое приятное яство, однако жизнь сталкивала его и не с таким провиантом. Пока Александр Александрович беззаботно принимал заигрывания прохлады, у рыжего лица образовалась небольшая, но довольно суетливая очередь. Инстинктивное желание присоединиться, что циркулирует по венам каждого социально активного индивида, мягким пенделем сопроводило Бордюрова аккурат в конец мероприятия.
– К Армяну! – с увесистым акцентом произнёс основатель выстроившейся стаи, сгорбившись у правого «глаза».
– Молодой человек, – явно польстили с той стороны, – Я вам в сотый раз говорю, что армян у нас много! Назовите фамилию.
– Армян он, Армян, – заголосил вожак и тут же робко оглянулся на роптавших последователей.
– Да я, …, поняла, что не грузин, – там в окне, проглатывая мат, старались как можно мягче выстраивать предложение. – Фамилия у вашего армяна есть?
– Армян!
– Армян….
Объятый любопытством Боренька высунулся из очереди, дабы ознакомиться с источником покорного вздоха. За спиной требовательного «акцента» обнаружилось женское личико, слишком измученное для явной молодости лет. Барышня покусывала тонкие губы, внимательно изучая служебные записи. Чёрный пиджак и водолазка тон в тон делали её похожей на….
– Ну точно – зрачок, – усмехнулся своим мыслям завмастерской, внимательно блюдя ситуацию у «правого глаза». – Зрачок, ей-богу, – он обернулся к другим стайным, но полёт его фантазии разделять никто не собирался. Более того, вон та донья в парике, провалившем тест на естественность, восприняла его улыбку на свой счёт и не в свою пользу.
Барышня в окне, оторвавшись от журнала, строго посмотрела на Бордюрова, и тому ничего не оставалось, как втащить непонятого себя обратно в нежелающую понимать очередь.
– В чём дело? – строго пропищал из неизвестности женский голосок.
– Да больного найти не могу, – устало ответствовала Зрачок.
– Давай я, – в поле зрения равнодушной очереди и заинтригованного Александра Александровича возникла утрамбованная в тёмно-синий сарафан фигурка. – Кого искать? – уточнила обладательница полной аки луна мордашки и красных, будто томатной пастой вымазанных, щёк, отчего её сходство с матрёшкой не терпело сомнений.
– Какого-то армяна.
– Армян, Армян, – радостно закивал чующий положительную развязку Акцент.
Бордюров недовольно поморщился: нет, сразу два зрачка в одном глазу – это слишком даже для воображалы Коромыслова, а того, все в училище знают, маффинами не корми – дай из доброй классики какую нелепицу сотворить. Мол, это, господа, артхаус.