0 - Тёмная стена

А увольнение с бригадирской должности, как таковое, тут не особо практиковалось. Оно всё чаще заканчивалось либо повышением в местной иерархии, либо переездом на кладбище. Бывали, правда, исключения, имелся своего рода, третий путь. С любой точки тюремной иерархии, практически в любой момент, можно было упасть и на самое дно, в сообщество тех, кто играл ведущие роли в гонках на вениках.

Имелся тут ещё и четвёртый исход в этой своеобразной игре с судьбой. Исход неоднозначный и всё время стремящийся переехать на рельсы других вероятных финалов. Всегда можно было, отказаться от должности, написать заявление на имя кума и просто перейти обратно в рядовые рабочие. Однако это редко кончалось хорошо - почему-то, бригадиру, его прежнюю должность, простые работяги, никогда не забывали. И без санкции блатных, тут легко можно было поутру не проснуться – от сердечной недостаточности, конечно же. Ну а как ещё это назвать? Лежит человек, а у него в сердце металлический прут. Явно же сердце не сможет биться, когда в нём прут, правильно? Вот. А если сердце не справляется, это что? Да, сердечная недостаточность. Трагический, немного даже вопиющий, несчастный случай. И ничего не поделаешь – на всё ведь воля того мужика, что в облаках блатную тему держит.

За такого неожиданно скончавшегося бригадира, блатные не мстили и разбора не устраивали – за время, что он провёл в лагере, один раз, такой бригадир, не известно почему, отказавшийся от своей работы, не проснулся. Труп просто унесли и сразу же про него забыли. Бригадир, обманувший ожидания блатного сообщества, лишался и его покровительства. Почему так происходило, в чём тут причина, и так ли везде, Лёха не знал, и узнавать не собирался. Он от своей должности отказываться не хотел. Он будет идти только вперёд, никуда не сворачивая. Он был тем, кто хотел жить долго, вкусно и желательно на самом верху.

Так что приходилось хорошо выполнять свою часть обязанностей, в этом микромире.

Если бригадир хотел долго жить и хорошо устроиться, ему приходилось суетиться. Нельзя было допускать таких инцидентов, что случился в первый день его работы в новой должности. Людей, конечно, в мире много, но зря их переводить, нельзя, нехорошо это. Нужно было следить, что б никого бревном не зашибло, что бы люди работали, а не прятались в подлеске, нагло отлынивая от работы. И следить, чтоб не переусердствовали, что б зимой не пропотели до исподнего, а потом за пять минут остыли и вот уже почти готовый покойник. А ведь ещё требовалось вести разметку, в основном на глазок – какие деревья на участке рубить, какие не подойдут и так далее. В общем, должность, если браться за дело всерьёз, а не спустя рукава, оказалась не менее загружена работой, чем и место обычного лесоруба-арестанта. Разве что, от работы бригадира, болели не плечи, а голова.

Лёха справлялся, но всё же не слишком хорошо. Сам не заметил, как умудрился вызвать глубокую неприязнь, вверенного ему маленького коллектива, сиречь бригады своей. Когда же обратил на это внимание, было уже слишком поздно что-то исправлять.

Как и почему всё случилось, он не понял. Да и после не смог вспомнить с чего всё началось и почему вышло из-под контроля. Слово там, слово здесь, что-то он указывал, что-то говорил там, потом в другом месте, другому рабочему, вроде сердился и раздражённому бурчал, когда к нему лезли с вопросами – норма на сегодня летела коту под хвост, и успеть к концу дня похоже никак…

А потом как-то вдруг раз и:

-Ну, всё! Хана тебе Малой!!! – Взвыл Бубба, широко размахиваясь топором.

Лезвие топора блеснуло в свете солнца, сейчас оно опуститься вниз, точно в лоб – учитывая габариты владельца топора, башку располовинит в два счёта…

Как-то на автомате всё получилось. Захват, уход в сторону, рывок, Бубба падает. Топор подлетает вверх, слышно хруст и Бубба больше не агрессивный совсем, ногами только дрыгает.

Лёха отступил на шаг назад. Задумчиво глянул на топор в своих руках. С него кровь очень живописно капает на подтаявший весенний снег. Всё как во сне. И топор сам собой вдруг поднимается и снова вниз, снова хруст. Струйка крови летит в сторону, ещё одна в другую и вся усталость, вся боль последнего года, всё напряжение, покидает его так же быстро, как кровь вытекает из огромного тела Буббы, «стахановца», гордости зоны…

Он положил топор на снег, сел рядом с телом здоровяка, ставшего заметно ниже ростом – вместо головы кровавое месиво. Зачем он рубил без остановки? Лёха пожал плечами, отвечая собственным мыслям. Вытащил сигареты. Пустил вверх колечко дыма. Вокруг очень тихо, только слышно как скрипит снег на солнце. Его бригада стоит среди деревьев – рубить они перестали, с каким-то ужасом смотрят на это всё, на труп, на него, на кроваво-красный снег. А Лёха в тихом шоке смотрит на деревья укрытые снегом – ему уже давно не было так хорошо. Словно после долгой болезни, годами державшей его в своих вязких объятиях, он вдруг неожиданно излечился и вспомнил, как это оно - быть полностью здоровым, полным сил и покоя.