01 Поступили в продажу золотые рыбки

— Что-то будет завтра, — произнёс Лев Христофорович и лёг спать. Он питал надежды на то, что препарат не совсем выветрился из организмов хорошо потрудившихся людей.

Профессор спал крепко и смотрел сны, в которых всегда находил темы для завтрашней научной работы. Он не слышал, как тихонько отворилась дверь и тёмная человеческая фигура, прикрывая ладонью свет электрического фонарика, проникла внутрь и остановилась у порога. Луч фонарика робко обшарил комнату, задержался на мгновение на кровати, зайчиком отразился от лысины профессора и замер на столе, среди бутылочек.

Человек на цыпочках подкрался к столу и остановился перед рядом сосудов. Он поднимал и просвечивал фонариком бутылки до тех пор, пока не отыскал нужную. Тогда он спрятал её за пазуху и покинул комнату, беззвучно закрыв за собою дверь. Профессор безмятежно спал и видел во сне пути к решению задачи увеличения веса крупного рогатого скота.

Утром профессор поднялся раньше всех и, перед тем как взяться за новые опыты, уселся у окна, глядя во двор.

Первыми прошли на работу Василь Васильич и Валя Кац. Были они оживлённы и веселы. Казалось, вчерашнее переутомление никак на них не отразилось.

— Как дела? — спросил Минц.

— Отлично, Лев Христофорович, — ответил Валя. — Сегодня после работы будем бассейн завершать. Вы к нам не присоединитесь?

— С удовольствием, — согласился профессор.

Настроение у него улучшилось. Налицо был остаточный эффект, возможно, длительного свойства.

Показался Корнелий Удалов. Он тоже спешил на работу. При виде профессора он кивнул ему и почему-то схватился за оттопыренный карман. Профессор не заподозрил ничего неладного и спросил:

— Как самочувствие, Корнелий Иванович?

— Лучше некуда, — ответил Удалов и подмигнул ему.

Вслед за Удаловым вышел подросток Николай Гаврилов с учебниками и тетрадками под мышкой и сказал матери, высунувшейся из окна ему вслед:

— Мама, не утруждай себя. У тебя давление. А картошку я почищу, как только вернусь с практики.

Это тоже был добрый знак. Профессор проводил Гаврилова взглядом и потом перекинулся несколькими словами с его матерью.

Убедившись, что препарат никому из его знакомых не повредил, профессор совершил разведочный поход в магазин к Римме.

Римма скучала. Ей не с кем было воевать и ругаться. Вместо обычной нетерпеливой толпы тунеядцев в магазине ошивались лишь два субъекта, их лица профессору были незнакомы.

Лев Христофорович купил у Риммы две бутылки лимонада и сказал тунеядцам лукаво: «Вы у меня ещё напьётесь. Вы ещё потрудитесь, голубчики». Тунеядцы огрызнулись, не поняв слов профессора. А Минц поспешил домой.

По дороге он повстречался со знакомыми малярами. Они несли кисти и вёдра на новый объект.

— Привет, папаша, — сказали они профессору. — Славно мы вчера потрудились.

— Сегодня не переутомляйтесь, — заботливо проговорил Минц.

— Не беспокойся, не переутомимся, — ответили маляры. — Но и поработаем с удовольствием.

Счастливая улыбка не покидала лица профессора. Он дошёл до угла Пушкинской улицы, и тут улыбка сменилась выражением крайней тревоги.

Посреди Пушкинской улицы, рядом с катком и генератором, стояли группой дорожники в оранжевых жилетах и пластиковых касках. Перед бригадой, как Суворов перед строем Фанагорийского полка, шагал Удалов, держа в одной руке тёмную, знакомую профессору бутылку, в другой — столовую ложку. Он наливал в неё жидкость из бутылки и протягивал ложку очередному ремонтнику.

— Это вакцина, — приговаривал Удалов. — От эпидемии гриппа. Из области прислали. По списку. Обязательный приём внутрь.

Рабочие и техники послушно раскрывали рты и принимали жидкость.

— Корнелий Иванович, остановитесь! — крикнул профессор, подбегая к Удалову.

Но Удалов сначала убедился, что последний член бригады принял лекарство, и лишь затем обернулся к профессору и отвёл к стоящему поодаль дереву.

— Вы меня, конечно, простите, что без разрешения. Но в интересах дела, — сказал он вполголоса, чтобы не услышали дорожники. — Они сегодня у меня до ночи проработают, а то квартальный план горит. Это не повредит. Пусть хоть разок выложатся. Я и в конторе вакцинацию провёл, и в диспетчерской. По моим расчётам, к вечеру план выполним и выйдем в передовики.

— Ну как же так, — укоризненно произнёс профессор. — Вам же пришлось, наверное, ночью ко мне в комнату заходить. Вы же могли споткнуться, упасть.

Добрый профессор был расстроен.

— Не беспокойтесь, Лев Христофорович, — ответил Удалов. — Я же с фонариком.

Он обернулся к дорожникам и сказал зычно:

— За работу, друзья.

Но с дорожниками творилось нечто странное. Они не стремились к лопатам и технике. Напевая, они сошлись в кружок, и бригадир помахал в воздухе рукой, наводя среди них музыкальный порядок.

— Что происходит? — удивился Удалов.

Бригадир поднял ладонь кверху, призывая к молчанию. Затем сказал:

— Раз-два-три!

И бригада затянула в четыре голоса сложную для исполнения грузинскую песню «Сулико».

Как поражённый громом, Удалов стоял под деревом. Окна в домах раскрывались, и люди прислушивались к пению, которому мог бы позавидовать ансамбль «Орэра».