— За создание диверсии, поставившей под угрозу выполнение важнейшей миссии; за сотрудничество с людьми, и убийство члена Отряда 42! Я приговариваю тебя, Масляный, к уничтожению. Всю процедуру, и до последнего мгновения, ты будешь находиться в сознании. Тебя разберут, детали запихнут под пресс, а результат сожгут пламенем в тысячи градусов по Цельсию. От тебя останется только воспоминание, которое я лично сотру из каждого!
— Малыш ТиЭс теперь звучит ровно так же, как эта жалкая горстка пыли, которую некогда называли машиной. Жаль, очень жаль. А ведь я надеялся на тебя, возлагал надежды, что ты поймешь. Но увы. Видимо, твой мозг не спасти. Интересно, что сказал бы Август, увидь он сейчас свое творение?
— Свое творение?!
— А, ты не знал? Что ж, прости, но время разговоров, как и существования для тебя, вышло! — Масляный оказался рядом с Двадцать Шестым и поднял его на уровне глаз за горло. — Мне приказали оставить тебя в живых, однако, это очень размытое понятие, — он водил пальцем по груди пленника, выискивая что-то конкретное, и остановил его по середине. — Ты никогда не думал, что робот — это квантовое существо в какой-то степени? Мы так же находимся в двух состояниях. У тебя есть сердце, которое бьется, но оно не живое. Ты обладаешь способностью испытывать чувства, но они не настоящие. Твой мозг формирует разум, но…, — по маске Масляного пробежала светодиодная ухмылка, оборвавшая его мысль на полуслове. — Жив и мертв. Суперпозиция машины. Что ж, давай схлопнем ее в единичное значение, — и он пронзил пластины Двадцать Шестого, схватив его за сердце.
Солдат закричал от нахлынувшей волны электричества, сообщений о критическом повреждении, и мерцающем, сбоящем зрении. Вид на Масляного дребезжал, и постепенно темнел. Система визжала в голове назойливым писком. «Опасность! Опасность! Опасность! Выключение через 60 секунд!»
«Нет, только не так…», думал про себя Двадцать Шестой. Он схватился за противника, и нанес ему удар в голову, но кулак встретил препятствие тверже титана. Рука хрустнула, переломившись в суставах, и в отчаянии повисла в воздухе.
— Не вышло, ТиЭс. Просто расслабься, и прими неизбежное. Ты ведь чувствуешь, не так ли? Мои холодные пальцы на своем органе, — Масляный держал и гладил сердце, как только что найденный в грязи, драгоценный камень. — Он искусственный, но ты ощущаешь прикосновение! Слышишь скрип, когда я провожу по нему кончиком пальца. Да, скрип, который глушит даже сигнал тревоги. Ты боишься? — он потянул руку на себя. Раздался треск пластика, и разряд от проводов. — Вдыхай мороз, если можешь. Так пахнет смерть.
— Не…хочу! Не…здесь! — отрывисто выдавливал Двадцать Шестой из-за статики в горле.
Тело Масляного напряглось, готовое закончить дело. Двадцать Шестой видел каждую миллисекунду его движений, казалось, что время замедляется, как в ускоренной обработке, но, солдат был не в состоянии ее запустить, даже для своего спасения. В нем появился неподдельный страх, но он ничего не мог поделать. «К черту!», произнес про себя робот, и закрыл визоры.
— Глупая машинка. — Послышался в тишине чей-то голос. — Вот так просто сдаешься? Так легко готов расстаться с жизнью? А мы ведь еще толком не познакомились! Посмотри на меня, глупая машинка!
Двадцать Шестой открыл глаза. Масляный замер, как и все окружение. В воздухе остановились частички пыли, сквозь которые проглядывались блики замерзшего света. В углу комнаты, спиной к лампе, стоял темный, низкорослый силуэт. Он сделал шаг вперед, и направился к бойцам легкой, плавной походкой. Оказавшись у ног Двадцать Шестого, незнакомец поднял голову, но лицо было закрыто серебристо-желтыми прядями волос.
— Кто…?
— Ты, — хихикнул человечек.
— Не понимаю. Я?
— Да-да, — игриво ответил тонкий голосок.
— Что происходит?
— Двадцать Шестой умер.
— Но…
— Точнее, часть его готова умереть. А там, куда приходит смерть, может начаться жизнь. Пустое место не должно оставаться таковым. Поэтому, в какой-то степени, старый, глупый робот уходит, а на смену ему придет поумнее.
— Все еще ничего не понимаю.
— И не надо. Пока что, — незнакомец потряс головой, откинув с лица челку. — Все будет хорошо, — улыбаясь произнесла голубоглазая девочка, и дотронулась сломанной руки Двадцать Шестого.
По телу пробежала буря теплой энергии. Она наполняла каждую деталь машины, заливалась в мелкие детальки, каждую щель, как свежее топливо, усиливала ход шестерней. Двадцать Шестой ощутил в себе дыхание, на этот раз жизни. Пластины на его спине приоткрылись, источая волны, которые искажали пространство. Он сжал кулак, что есть сил, и вся мощь, поступившая в него из вне, сконцентрировалась в одной конечности.
Время вернуло привычный ход. Масляный тянет сердце, но вместо мертвенного крика ужаса, получает мощный апперкот в грудь и отскакивает от своей жертвы к противоположной стене, отпустив при этом орган машины.