04.1912 (ЛП)

Мэри никогда не слыла хорошей пловчихой. Тем не менее, плавать она умела: мистер Джеймс не пренебрегал физическим развитием дочерей, он старался воспитывать обеих так, чтобы они знали и умели всё, что могло бы пригодиться в жизни. Мэри не нравилось купанье: когда женщинам дозволялось выбраться на берег в специальном костюме, Мэри терялась и скованно закрывалась руками. Она была уверена, что все кругом смотрят на неё горящими алчными глазами, и ей казалось, на неё налипает видимая невооружённым глазом гадкая грязь. Мэри ненавидела плаванье всей душой, однако по настоянию отца она научилась нырять, сопротивляться течению и давлению и подниматься с больших глубин. Она заливалась слезами, когда отец снова и снова требовал от неё исполнения его жёстких приказов, жаловалась матери и потом, в тишине, клялась себе, что отца на дух не выносит и никогда не простит — и каялась в этом на исповеди с замиранием сердца.

Сейчас Мэри возносила покойному отцу хвалу за его суровые уроки. Если бы мистер Джеймс хоть однажды смилостивился над старшей дочерью и прекратил дрессировку, Мэри не всплыла бы сегодня над ледяной поверхностью Атлантики.

Первые мгновения борьбы дались ей тяжело. Холодная вода сковала её руки и ноги, обтягивала их хлёстким хлыстом; тяжёлый молот, ударивший в середину груди, вышиб из её губ рваный выдох, и она поначалу растерялась. Волна с шумом накатила на корабль и увлекла Мэри за борт — прочь от «Титаника», далеко в океан. Вода наполнила её рот и уши, одежда её тут же отяжелела и плотно облепила тело. Холод кусался, как неприрученный зверь, и уже через несколько мгновений зубы Мэри мелко застучали. Она хотела бы крикнуть и позвать на помощь, но горло её не слушалось. Собственное тело как будто перестало повиноваться ей.

«Я хочу жить!»

Эта мысль была такой безумной, такой сильной и злой, что Мэри встрепенулась. Всем телом она подалась вверх, и тяжёлые холодные оковы спали с её рук. Она мощно захватывала толщу воды, стремясь к поверхности, и ледяные струи скатывались с её волос на промокшие воротники. Туфли и юбки, как каменные, утягивали её на дно. Под ногами она ничего не чувствовала — и оттого казалось, будто она парит в убийственно холодном густом воздухе. Куда плыть, она не понимала: повсюду вода была одинаково равнодушной, тусклой и холодной. Сердце её билось гулко, неровно, каждый удар отзывался гулким пронзительным эхом в ушах.

Вода расступилась у неё над головой, и гулкий, навязчивый, тяжёлый шум тут же умолк. Мэри резко втянула воздух полной грудью и поперхнулась. Ледяные иголки кололись уже и в горле, и в лёгких, и даже в сердце. Мэри неловко помахала рукой над головой.

«Где я?»

Она сощурилась. Кругом расстилалась чёрная мгла — только океан светился потёртым синеватым серебром. С печальным бульканьем из воды кругом выныривали деревянные обломки, сундуки, чемоданы с именными бирками, шезлонги, даже столы. Протяжные вопли, похожие на крик покинутого кота в ночи, раздирали торжественное спокойствие Атлантики.

Мэри повертела головой. Вдалеке от неё вдруг что-то мелькнуло — и тут же снова погасло. Но Мэри уже углядела сумрачный тяжёлый силуэт, похожий на искалеченную собачью лапу грандиозных размеров. Лапа, покачиваясь над водой, постепенно проваливалась в её толщу, кренясь на один бок, что тускло мерцал влажным сероватым блеском. Под лапой с печальным голодным бульканьем крутилась глубокая тёмная воронка.

«Неужели… все?»

Опустошенное сердце её затрепетало. Мэри прикусила губу и отчаянно замотала головой.

«Господи… господи, неужели это всё, что осталось от нас… от нашего корабля?»

Холод воды вышибал ледяной воздух у неё из груди тяжёлыми кулаками. Мэри беспокойно повертела головой и отчаянно зашипела сквозь зубы. Ног она уже вовсе не чувствовала, и казалось, что совсем скоро перестанет чувствовать и всё своё тело. Мэри неуверенно протянула руку, скрюченную, как птичья лапа, и крепко схватилась за ножку шезлонга. Ножка была даже холоднее, чем вода кругом. На ресницах у Мэри тут же повисли слёзы. Слёзы дрогнули, сорвались, и их тепло обожгло обледеневшие щёки. Дыхание её сбивалось.

— Господи… — Мэри сама не замечала, что говорит это вслух, — не оставь… меня… помоги… мне…

Она неуклюже подвинулась к шезлонгу ближе. Гигантская лапа уходила под воду, и кругом неё океан волновался: казалось, будто эту лапу утягивает в себя неведомая колдовская сила. Даже здесь, со своим шезлонгом наедине, Мэри чувствовала давление воды и утягивающую силу: воды воронки беспорядочно крутились, приманивали к тонущему обломку поклажу, столы и шезлонги.

Воздух раскололи надрывные, задыхающиеся, дрожащие крики.

— Мама!

— Помогите!

— Пожалуйста, спасите меня! Спасите меня!