04.1912 (СИ)

Пассажиры дружно взревели, как загнанные слоны, руки начали подниматься над головами, кто-то выразительно, крепко заругался, и Мэри, если бы это случилось в любое иное время, разумеется, добропорядочно закрыла бы уши ладонями и оставила бы грубияна, но сейчас она даже не обратила на это внимания.

Толпа ринулась вперёд, и Мэри задохнулась. Её швырнуло вместе с остальными, едва не сбив с ног. Мэри закружило и завертело в жарком водовороте тел, рук и голов, перед глазами у неё, как огни сигнальной ракеты, рассыпались белые искры, когда её снова обо что-то (или о кого-то) ударило грудью, она сложилась пополам, наклоняясь так низко, как только смогла. Кто-то сзади вцепился ей в волосы, и голову её опоясала горячая боль. Мэри не смогла сдержать обезумевшего вопля— но даже сама она себя не услышала. Её крик был лишь одним из многих, он был очередным переходом, полутоном в грозно звенящей симфонии, где собрались все октавы: от глухих и низких до отчаянных и высоких.

Толпа выплюнула Мэри, как ничтожную мелочь, как мусор, на открытую часть палубы. Она неловко проплелась несколько шагов, и силы ей изменили. Мэри упала на колени и прижала ладони ко рту. Холодный свежий воздух Атлантики пьянил её, он как будто собирался разорвать ей грудь. Слабо шевельнувшись, Мэри попробовала подняться. Её ноги точно кололи тысячами раскалённых игл.

— Женщины и дети — больше никого! — надрывался рядом знакомый хриплый голос.

Мэри тут же подняла голову. Она не могла не узнать этот голос. Каждая нотка, каждый неуловимый оттенок в нём вселяли в неё и силы, и надежду.

Мэри вскочила и бросилась на звук. Толпа встретила её яростным сопротивлением, ощерилась, как голодный и одичавший пёс.

— Нет! Нет! Мы стояли тут раньше!

— Мы тоже хотим жить!

— Убирайся отсюда!

Но Мэри ничто не смогло бы остановить — ни ругательства и мольбы, ни пинки, ни тычки, ни выставленные, как барьер, руки, ни холод, ни теснота, ни ужас — ничто, потому что сейчас она была сильнее нескольких мужчин.

— Мистер Уайльд! — выкрикнула Мэри, продравшись сквозь толпу.

У шлюпки бдительно дежурили несколько матросов. Они обводили притихшую толпу расчётливыми, подозрительными взглядами, словно бы пытались вычислить, кто именно из этой обезличенной массы первым отважится броситься на борт. Возле самой шлюпки суетились два человека: капитан, что аккуратно помогал усесться дрожащим детям, у которых на троих была всего одна шаль, и его старший помощник. Уайльд казался измученным; его лицо было залито бледностью.

— Мистер Уайльд! — Мэри метнулась к нему, не подумав ни на мгновение, как он к этому отнесётся, не спросив себя, не неприлично ли это (ведь это было неприлично), не нагло ли (и, разумеется, это было и нагло!).

Но Уайльд отреагировал совсем не так, как полагалось бы, если бы они по-прежнему плыли в Америку, если бы не было ни столкновения, ни эвакуации, ни страшной паники. Уайльд повернулся к Мэри, и его бледное лицо дрогнуло. Мэри рванулась к нему — в глубине его глаз она увидела тот свет, который был ей нужен. Даже если бы на пути у неё встало несколько десятков возмущённых пассажиров, если бы все воды Атлантики устремились сюда, она не оставила бы Уайльда.

Мэри добежала до него так быстро, словно бы усталости она вовсе не знала. Не было ей и холодно, хоть и руками ей удавалось шевелить с большим трудом. Уайльд шагнул к ней навстречу и схватил за запястья. Мэри склонила голову. Она должна была что-нибудь сказать (скорее всего, благовоспитанное «Что вы делаете, немедленно отпустите меня, мистер!»), но вместо этого она надрывно всхлипнула, подалась вперёд и уткнулась носом Уайльду в грудь. Рыдания сотрясали её тело.

— Господи, мистер Уайльд, — прошептала Мэри, — мистер… Уайльд, я… я… господи, слава богу, слава богу, я нашла вас, мистер Уайльд…

— Мисс Джеймс! — Уайльд решительно встряхнул её за плечи, и Мэри подавилась холодным режущим воздухом. — Почему вы до сих пор не в шлюпке?

— Ми… мистер Уайльд! — отчаянно забормотала Мэри. Слова и слёзы душили её. — Мистер… я… я… я не могу… я так… я так о вас волновалась…

— Садитесь в шлюпку, мисс, скорее. — Уайльд подхватил её под руку, — их осталось очень мало!

Мэри вцепилась в него с безумием отчаяния. Покинуть Уайльда, ничего ему не сказав, было для неё невозможно. Пусть бы скорее корабль разломился у неё под ногами пополам, пусть бы их обоих смыло в океан и умертвило холодом — она предпочла бы это, нежели бросить его здесь одного.

И Мэри совершила самый глупый и самый бестактный поступок в жизни, который, однако, не заставил её устыдиться ни на миг. Всё, что она могла сейчас чувствовать, заполняло её сердце до краёв, и это было кипящее, бурлящее, безумное и слепое желание остаться с Уайльдом навсегда — даже если он сам будет против.

— Я не оставлю вас! — крикнула Мэри и обвила его руку своими — трепещущими и жалкими, слабыми, но налившимися безумной силой в этот момент.

Уайльд повернул к ней голову, его бледное лицо исказила страшная мука.