04.1912 (СИ)

Лиззи потрясённо моргала. Она сидела на дне другой шлюпки, без одеяла и без тёплой одежды, и холод колотил её колючими кулаками по спине и в живот; злые щипцы стискивали ей ноги. Кто-то наклонился к ней и протянул трясущимися руками одеяло. В темноте сверкнули выпученные стеклянные глаза и белые зубы.

— Возьми…

Лиззи заклацала зубами и неловко повернулась к сердобольному пассажиру. Непослушные, негнущиеся пальцы её бессмысленно хватали воздух: она никак не могла примериться и взяться за одеяло, и даже зрение её обманывало: перед глазами её всё расплывалось и кружилось, как на бесконечной карусели. Лиззи привлекли ближе к скамье, втиснули между двух тёплых леди в пальто, и обе леди накрыли её своими юбками и одеялом. Лиззи беспокойно закрутила головой, едва кровь снова наполнилась теплом в её жилах. Разум её прояснился, и она наконец-то смогла сморгнуть тяжёлые капли слёз. Холод отступал, но не сдавался: он вился тонкими струйками под ногами, кусал за щёки, бил в глаза и обгладывал пальцы.

Женщина, передавшая Лиззи в шлюпку, приподняла ещё ребёнка, и всё тот же моряк принял его на борт. Шлюпка дрогнула и затряслась, как будто готовая развалиться на части, и леди внутри завизжали.

— О господи, о господи, вы нас утопите!

— Осторожно! Осторожно, не сажайте больше сюда никого!

— Мистер Лоу, будьте милосердны! Будьте милосердны!

Лоу совсем не собирался быть милосердным. Спокойно и решительно он сказал:

— Продолжаем посадку. Скорее!

Но женщины никак не могли преодолеть страх перед ненадёжными шлюпками. Они неохотно поднимались со скамеек, подбредали к бортам и замирали, словно зачарованные, с выпученными обезумевшими глазами, сжимали и разжимали кулаки и звучно втягивали в себя ледяной воздух. Только одна дама, угловатая, как шкаф, тощая, как фонарный столб, и долговязая, как железнодорожная шпала, стояла чуть поодаль от других, молодцевато выставив руки, и разминала ноги, словно заправский спортсмен. Она стояла так уверенно, словно качка нисколько ей не мешала. Дама даже и не подумала о том, чтобы снять шаль, концы которой так и норовили обвиться вокруг её рук.

Глаза Лоу вспыхнули недобрым огнём, и он круто повернулся к бойкой пассажирке. Не успел никто и слова сказать, как офицер грубо сдёрнул шаль с головы дамы. Лиззи прищурилась. В соседней шлюпке несколько женщин потрясённо ахнуло.

— Это ведь мужчина! — залопотали они.

— Мужчина, мужчина, как есть мужчина!

— Что он тут делает?

— Ах, негодяй!

Молодой человек стыдливо сгорбился и прижал к груди шаль. Он аккуратно, неуверенно повернул в сторону Лоу голову и замер, как скованный преступник перед лицом судьи. Лоу смотрел на него полыхающими глазами, и сжатые в кулаки руки Лоу тряслись. Перед глазами Лиззи мелькнуло страшное воспоминание, и она пропищала из своей шлюпки:

— Пожалуйста, не стреляйте в него!

Лоу дрогнул, сжал кулаки ещё крепче и изо всех сил толкнул молодого человека в спину. Тот перевалился в соседнюю шлюпку, не издав ни звука, и женщины, что сидели кругом него, тотчас подобрали юбки и прильнули друг к другу, отстраняясь от него.

Разгневанный Лоу зычно скомандовал:

— Продолжаем посадку!

Женщины неуклюже мялись у бортов. Теперь качка усиливалась: казалось, будто Лиззи и её соседок качает на ладони, как игрушку, любопытный ребёнок той самой модницы-великанши. Волны мягко шумели, ударяясь о борт.

— Давайте, скорее! — потребовал Лоу и подошёл к одной из женщин. — Ну же!

Та испуганно поглядела на Лоу, мелко закивала и прыгнула в шлюпку так, словно именно этим и занималась всю жизнь. Постепенно свободные места заполнялись. Мужчины, способные держать вёсла в руках, переходили под начало Лоу в угнетающей тишине. Сам Лоу терял терпение: он подгонял пассажирок, подталкивал их и всё повторял:

— Скорее! Скорее!

На одну даму, что стояла в конце очереди, Лоу и вовсе сорвался.

— Прыгайте, чёрт побери, прыгайте!

Никто не попытался упрекнуть его. Перепуганные и окоченевшие, пассажиры повиновались без лишних слов и без раздумий.

Наконец, все они расположились в шлюпках, и Лоу замахал руками. Посадка была окончена. Лиззи с обеих боков сдавливали чужие тела, в ногах у неё примостилась худосочная рыжая девица. Женщины стучали зубами и отчаянно льнули друг к другу, белые негнущиеся пальцы растягивали на всех одеяла. Экипаж шлюпки, голубовато-бледный, трясся на носу и на вёслах. У мужчин были мрачные, вытянувшиеся, усталые лица. Их было так мало, что у вёсел то и дело Лиззи натыкалась взором на женщину. Они невозмутимо сидели, готовые к работе, словно бы в этом не было ничего удивительного. Слабый, неуверенный свет спускался с разодранного облаками холодного неба. Нос у Лиззи совсем закаменел и потерял чувствительность. Она старалась, отчаянно крутя запястьями, устроиться удобнее или уютнее, так, чтобы было тепло — но тепло это убегало от неё, тепло бросало её снова и снова. Рядом с нею кто-то звучно кашлял в кулак, одна женщина смотрела в небо застывшими глазами, и её пальцы механически двигались, будто перебирая невидимые чётки.

— Спаси и сохрани нас, господи…