07'92

Выбравшись из автомобиля, я едва не уселся на асфальт, ладно хоть ещё сумел на подгибающихся ногах дойти до лавочки, плюхнулся на неё и часто-часто задышал, прогоняя дурноту. Потом склонился над бетонной урной, и меня вырвало водой и желудочным соком с явственной примесью крови. Дожидавшиеся транспорта сограждане сделали вид, будто ничего необычного не происходит.

Немного погодя головокружение отпустило, тогда я поплёлся к дому, где на съёмной квартире жила Алёна. Что дело неладно, понял сразу, как только зашёл во двор. У подъезда стояло два «уазика» в милицейской раскраске и несколько автомобилей без оной: чёрная «волга» и пара потрёпанного вида «жигулей». Тут же замерла карета скорой помощи, а дверь караулили бойцы ОМОНа в полной боевой выкладке.

Толпившиеся во дворе зеваки проскочить мимо них не порывались, глазели и шушукались промеж собой, да ещё постоянно кто-то подходил от соседних домов. А потом из подъезда вынесли носилки. Носилки с телом, укрытым белой простынёй.

Все наперебой загалдели, а у меня закололо сердце. Вроде, ничего особого нас с Алёной и не связывало, но жалко дурёху и всё тут. Козлов как в воду глядел, когда…

Носилки с телом начали поднимать в машину скорой помощи, простыня задралась и стали видны мужские ботинки. Вынесли из дома точно не тело Алёны, и это заставило взглянуть на ситуацию по-новому.

Козлов! Козлов собирался заехать сегодня к Алёне и взять показания!

Так это опер отправился в морг или он отправил туда кого-то из людей Мальцева?

Я попытался припомнить, во что были обуты Вадим и Михалыч, не смог и спросил у похмельного вида забулдыги в майке и трико с вытянутыми коленями:

– Что тут стряслось-то?

– Стреляли, – ответил тот с лаконичностью известного киногероя.

Продолжить расспросы я не успел: из дома повалили менты, кто в форме, кто в штатском. Козлова и двух его оперов среди них не оказалось, узнал лишь мордатого майора-следователя, приезжавшего на взрыв «девяносто девятой» у кафетерия. Все быстро погрузились в машины и уехали, у подъезда остались стоять только один из «уазиков» и белые «жигули».

Омоновцы с крыльца тоже не ушли, и я направился в соседний подъезд, поднялся на второй этаж и очутился в общем коридоре. Дверь квартиры Алёны стояла распахнутой настежь, рядом скучал милиционер со свисавшим с плеча автоматом. Он как раз закуривал и потому среагировал на моё появление с опозданием.

– Куда прёшь? Не наследи!

Только тут я заметил кровь на полу и смазанный отпечаток ладони на стене у лестницы, бурые потёки на широких перилах и точёных балясинах деревянного ограждения.

– Не наслежу, – ответил я, будто тут и там пол не пестрел отпечатками разных подошв. Перешагнул через самые броские из них, попутно заглянул в квартиру и обнаружил, что за кухонным столом разместился капитан Козлов.

Сидел старший оперуполномоченный как-то скособоченно, из-под надетого на голое тело пиджака проглядывали бинты. Лицо выглядело бледным и осунувшимся.

– Лучше бы двенадцать огнестрельных ран… – задумчиво пробормотал я, припомнив текст привязавшейся песенки о капитане Каталкине.

– Проходи, не пялься! – поторопил меня омоновец. – Вали, давай!

Я покачал головой и окликнул Козлова:

– Товарищ капитан!

Пусть общаться с ним никакого желания не было, но я не собирался уходить, не прояснив судьбу Алёны. Алых брызг на стенах и потёков на полу с избытком хватало и в квартире, а блондинку могли – собирались, значит, и должны были! – ткнуть ножом прямо на пороге, так не её ли это кровь?

Козлов кинул на стол пачку сигарет и приказал милиционеру:

– Пропусти! – Потом вроде как даже озадаченно протянул: – Гражданин Полоскаев, ну надо же! И кто это тебе так физиономию отрихтовал?

Правая половина лица у меня и в самом деле распухла и отекла; наверное, вид был ещё тот.

Я ничего не ответил и свернул в комнату, где работала пара экспертов-криминалистов – один снимал отпечатки, другой проводил фотосъёмку паласа, в углу которого темнела лужа только-только начавшей подсыхать крови. Открыв ящик серванта, я отыскал в коробке с лекарствами бумажную ячеистую упаковку анальгина и продемонстрировал её удивлённым сотрудникам милиции или в каком они там ведомстве числились.

– Капитану от головы.

Но нет, отпаивать опера таблетками я вовсе не собирался и мог предложить тому от головы лишь опасную бритву.

Твою ж мать! Да меня просто трясло от желания перехватить оперу горло!

Инстинкт самосохранения оказался сильней. Я прошёл на кухню, под озадаченным взглядом Козлова достал из ящика недопитую бутылку, взял рюмку, но сразу вернул её обратно и выставил на стол гранёный стакан.

– Да ты тут как дома! – заметил опер. – Дневал и ночевал здесь, поди?

– Память хорошая, – ответил я и налил в стакан армянского пятизвёздочного коньяка, немного – всего до середины.

Несколькими длинными глотками осушил его, и рот обожгло огнём, перехватило дыхание, ударило в голову. Тут же налил снова, но уже совсем немного – просто запить пару таблеток анальгина.

– Меня не угостишь? – спросил Козлов.

Я провёл языком по зубам, нашарил свежий скол и спросил:

– Что с Алёной?