1

Тогда, для начала, страшно решительный Гюнтер фон Бадендорф украл у них родную планету, потом, для верности, украл их детей, а потом, явно на всякий случай, навсегда украл у них возможность называться людьми. Вот это, я понимаю – размах! Я даже не знаю, какой приставочки перед фамилией теперь он достоин.

- Лева, что ты такое несешь?

- Правду таки. Давай я расскажу тебе то, что ты мог бы узнать в любой энциклопедии, но не захотел. Хочешь маленькую операцию по вправлению мозга?- Леву очень сильно понесло,- больно не будет, евреи – отличные доктора. Или сделай приятно дедушке Велвелу и прочитай сам, гугль тебе в помощь. Обещаю, тебя ждет много сюрпризов. Приходи потом ко мне вечерком, подозреваю, что тебе снова очень захочется поговорить за стаканом.

- А у тебя самого вопросов не осталось, я смотрю?

- Почему же? Остались. И главный – почему в твоем присутствии я всегда так стремительно косею?

- Потому что пытаешься очень по-еврейски отмазаться от обязанности заниматься настоящим делом.

- Я так понимаю, что под «делом» ты подразумеваешь поиски своего папэ? Ну если он жив, то и сам объявится, а если мертв, то день другой точно подождет, не так ли? Тем более, что искать его должны паладины, и они уже ищут, поверь мне.

- Вот только найдут ли…

- С их-то опытом? Ни за что не найдут. Куда им до такого монстра.

И я позвонил Верещагиной. Мне нужно было вдохновение, а для начинающего авантюриста в природе нет ничего лучше для этого дела, чем длинные стройные женские ноги.

- Верещагина, шеметом ко мне, Пита оставь дома делать вид, что ты тоже там,- ну как я мог упустить такой шанс?

Машка ужас как удивилась и без слов прискакала ко мне, даром что не в бигуди и халате.

Она охала, ахала и даже потыкала для верности в меня пальцем, чтобы убедиться, что это я, а не голография. Но от меня разило водкой, поэтому никаких сомнений в моей подлинности не оставалось.

- Вилли, блин, ты хоть представляешь, как я переживала?

- Пока нет. Раздевайся,- я, увы, был уже конкретно не в себе.

- Щаз-з,- Маша понимающе улыбнулась и достала капсулу эника,- ну-ка открой пасть, маньячина, сейчас мы живенько приведем тебя в порядок…

Мой породистый клюв мгновенно сглотнул наживку, тестостерон отступил в рамки приличия, и мы начали работу, попутно выяснив много интереснейших фактов, как-то…

Первоначально левиафанизм был чем угодно, только не религией. Первые работы моего папэ были посвящены способам коммуницирования людей, к общению совсем не склонных. В их число входили химики, физики и астрофизики всех мастей. На момент 2015 года, когда левиафаниты уже вовсю пиарили свою движуху, папэ прописался в окружении стафов телескопа Хаббл, что наводило на ряд мыслей по поводу возникновения телеги о приближении мега-астероида.

Тем более, что органайзинг прибытия астероида L-496 делали его тогдашние закадыки Аллен и О’Киф, а последующие проверки данных проводили его же бывшая пассия и ейный напарник по работе и койке того же самого пола, но другого цвета кожи. Очень подозрительная картина, зная, что мой папэ был мастером спорта мирового класса по скоростному чпоку.

Далее по теме - на первых этапах создания экспериментальных станций самовыдвиженцами на работу в условиях невесомости из народа стали (кто вы бы думали?) все его бывшие коллеги по социальным тренингам в полном составе.

У меня сходу возник риторический вопрос – а был ли мальчик? В смысле – астероид. Сдается мне, что был, но исключительно в рапортах многочисленных поклонниц моего трудолюбивого предка. Ай да мой трахливый папэ! Верещагина, твой скромный минет за кафедрой реально теряется на фоне феерии его предыдущих оргий. Так что мне пришлось скрепя сердце согласиться, что Лева имел все основания подозревать Гюнтера фон Бадендорфа в грязной игре.

И неожиданно я понял, что мне стало действительно интересно происходящее. Настолько, что я даже почти безболезненно игнорировал поведение Верещагиной, напропалую провоцирующую меня забавы ради и задирающую в самом выгодном свете то ту, то иную аппетитную часть своего невыносимо привлекательного тела, благо под эником (ура медикаментозному сужению сосудов) секс практически немыслим. Но видеть их, эти части тела по отдельности и все вместе взятые - было удивительно приятно. И очень возбуждающе. Йес!

Это было именно то вдохновение, которое изредка удается слепить из эротических фантазий, пьяного угара и прихода на стимуляторах. Хотелось летать, писать стихи и танцевать. Если вы испытывали такое, то понимаете, что описывать данное состояние бесполезно. А если не испытывали – сочувствую, вы зря прожили свою жизнь.

Я знал по именам все пять миллионов бабочек в своем животе, слышал, как бьется Машкино сердце, и был готов дарить любому существу во вселенной неиссякаемое тепло. Наверное это было что-то вроде просветления от обратного, и я просто не имел никакого морального права не использовать его на полную катушку.