- Ты прав, Антуан, война действительно странная. Вспомни прошлую войну, ты не воевал, был молод. А я уже понюхал пороху. Боши – противник серьезный. Но тогда кроме нас были еще и русские. А сейчас только лаймы. И это мне очень не нравится. Ты слышал, что мы собирались отправить в Финляндию четыре дивизии? Помогать сражаться с большевиками. Правда, финны сдались прежде, чем мы смогли вмешаться. Ужасная война! Мы постоянно опаздываем! Поляки сдались, когда мы не успели собрать силы для удара, финны не дождались! У нас не командование, а заповедник черепах!
Экзюпери пожал плечами. Что он мог возразить товарищу, который был в своих рассуждениях прав?
- Я хорошо помню русских солдат. Под Верденом моя батарея прикрывала позиции их экспедиционной бригады[1]. Гунны против одной русской бригады бросили полнокровный корпус! Корпус! А русские держались и дрались, как черти! Они дергали нас только тогда, когда был уже край! Стоило бошам прижать лаймов, так те орали, требовали немедленную поддержку! Дайте огня! Дайте еще огня! А русские сражались так, как будто защищали пригороды Петербурга, а не холмы Шампани!
- Ги, у русских не было своих артиллеристов? – поинтересовался писатель.
- Сюда, во Францию, прибыли только люди. Вооружали их мы, и артиллерию в поддержку выделили нашу, – объяснил товарищу артиллерист. – Это очень помогло, когда у них возник там мятеж в лагерях Ла Куртин. Мы подавили этот мятеж огнем наших пушек. Скажу тебе честно, мне было совестно стрелять по союзникам, которые всего пару недель назад сдерживали бошей, которые так и не прорвались к нашим батареям. Мы старались стрелять аккуратно, стараясь обозначить огонь, а не уничтожать солдат, которым обещали отправку домой, да обманули.
- Война уже не ведется по правилам чести. – с сожалением произнес Экзюпери.
- Это политика не имеет понятия о чести. Мы, военные, еще имеем! Помню, когда русских отводили с фронта, их командир, Николя Лохфицки, приехал в расположение нашей бригады с ящиком их национального напитка: «водка». Мы тогда напились! Как мы тогда напились!
- Знаешь, Ги, я их водку никогда не понимал. – заметил писатель.
- О! Да! Ты же был в России, совсем недавно! Аристократ в логове большевиков! И тебе не понравилась их «водка»?
- Крепче кальвадоса, слабее арманьяка, не мой вкус пресновата, хотя… кому что нравится.
- Ты видел их лидера, Сталина? – поинтересовался полковник.
- Я видел празднование их праздника, первого мая. Сталин был на трибуне. Меня он не принимал. Наша редакция не договаривалась об интервью с их лидером. Я тогда выдал пять репортажей про советскую Россию. Если быть честным, война большого СССР с маленькой Финляндией меня откровенно расстроила. Это была неправильная война, Ги. В стране большевиков я увидел большой потенциал. Их лидер, Сталин, фигура такого же масштаба, как наш Наполеон. Я не понимаю, что там могло случится, чтобы война началась. Нот все-таки, у СССР есть Наполеон. К сожалению, у Франции нет своего Наполеона.
Гарсон принес друзьям еще по чашечке кофе.
- Я не знаю, что там Сталин, но русские нам очень пригодились бы. Ты знаешь, что мы в родстве с французскими Палеологами? – произнес д’Арнье.
- Это родственники византийских императоров?
- Французские Палеологи – это потомки румынских князей, которые были в далеком родстве с византийскими императорами. Жорж Морис был послом в России, в годы Мировой войны. Он рассказывал, как врывался к их императору и требовал начать наступление, потому что гибнут лучшие мужи Франции. И русские шли нам навстречу. У нас не любят говорить о том, сколько дивизий боши снимали с нашего фронта и перебрасывали в Россию.
- Генералы не любят, когда кто-то сомневается в их гениальной прозорливости и стратегическом мышлении, - уточнил писатель.
- Я не ставлю под сомнение мужество наших ребят. Я говорю о том, что стратегия давить немцев с двух сторон была правильной! А сейчас поляки не стали той наковальней, по которой бил бы французский молот. А лаймы… - полковник тяжело вздохнул.
- Мы собирались отправить в Финляндию четыре дивизии, лаймы восемь! Я одного не пойму, почему эти дивизии не тут, во Франции? Если на острове есть восемь кадровых дивизий, почему сюда посылают тысячи призывников-желторотиков, которых в учебных лагерях сбивают в боевые части! Почему эти восемь кадровых дивизий островитян не готовятся к удару по гуннам? И куда отправляют мою бригаду? И зачем? Мы застряли в этом Руане, ждем приказ на движение. Но я не уверен, что отправимся в Гавр. Я теперь ни в чем не уверен.
Через несколько минут подбежал посыльный, сообщивший, что полковника срочно требуют к телефону. Друзья тепло попрощались. Экзюпери еще некоторое время понаблюдал за тем, как туман медленно сползает по готическим выступам знаменитого собора, но вечно наблюдать за погодным феноменом писатель не мог – ему тоже было пора.