1

Знаете, было все, что так известно по многочисленным фильмам: военного образца френч без знаков отличия, трубка в руке, лицо с оспинами, внимательные глаза, крупный нос, густые седые усы… но… ни один из актеров не мог передать ту харизму, ту атмосферу силы, которая исходила от моего визави. Сталин заметил мое смущение и ту задержку, с которой выдавил из себя приветствие. Скорее всего он знал и неоднократно наблюдал, как люди теряются в его присутствии. Самые эмоциональные особы даже впадали в ступор. Очень часто он сам выводил своих посетителей из сложного душевного состояния каким-то второстепенным вопросом, обращением по имени-отчеству, но в отношении меня никаких спецприемов не применялось. Меня изучали, как изучают мошку под увеличительным стеклом. Сталин молчал. Пауза затягивалась. Тогда я ляпнул то, чего никак от себя не ожидал:

- 5 марта 1953 года. Ближняя дача.

Сталин чуть вздрогнул. Но, показалось, что я угадал, что он хотел спросить, не задавая вопроса. Но дальше последовало совершенно другое продолжение беседы, которое я не ожидал, почему-то я был уверен, что он захочет узнать причины или подробности, был готов все рассказать, а получил вот такое:

- Мы тут с товарищем Берия считаем, что у тебя, Андрей Толоконников, совсем другая цель, а не перенос войны на сорок второй год. Так какая цель у товарища Толоконникова?

- Так точно, товарищ Сталин. Моя истинная цель – спасти СССР

[1] Булат Окуджава «Песенка о московском муравье» (1959).

Часть Вторая

Глава девятая Личная жизнь комдива Виноградова

Москва. Орликов переулок. 1 марта 1940 года

Я держал в руках пятнадцать роз ярко-белого цвета, который очень редко можно встретить у цветочниц. Обычные розы имеют легкий желтоватый или чуть розоватый оттенок, как-то папа подарил маме белые розы с легкой зеленцой. А у меня в руках были розы абсолютно белого цвета. Извините, волнуюсь, поэтому попробую рассказать о событиях последних дней как-то более-менее связано.

- Так точно, товарищ Сталин. Моя истинная цель – спасти СССР.

Когда я бросил эту фразу в кабинете Сталина то ожидал чего угодно, кроме того, что дальше ничего не происходило. Не было эмоционального взрыва. Не было удивления. Не было вороха уточняющих вопросов, которые должны были бы уточнить, что я имею ввиду. Сталин прошел к столу, спокойно, в абсолютной тишине (я боялся даже вздохнуть) распотрошил «Герцоговину Флор», набил табаком трубку, закурил. Он сделал пять-шесть затяжек, отложил трубку и произнес:

- Ми думаем, товарищ Виноградов, что вы засиделись в гостях у товарища Берии. Думаю, нэмного свежего воздуха прояснит ваши мысли, сделает их точнее, и ви вспомните все намного быстрее. Двадцать восьмого фэвраля я жду от вас подробный доклад о том, почэму вам надо спасти СССР. Все остальное отложить. Хотя нэт. На сэгодня мы запланировали вашу встречу с товарищем Таубиным. Вы правы. Талантливыми людьми разбрасываться нельзя. Вечером вас отвезут в домик на природе. Двадцать девятого февраля мы поговорим. Со 2-го марта вы будете работать в структуре товарища Мехлиса. В структуре госконтроля, а нэ политуправления. Сегодня товарищ Мехлис назначен наркомом Госконтроля. У нас мало кадров, товарищ Виноградов, вы это верно заметили. У вас возникает справедливый вопрос: почему второго марта, а не первого? Потому что первого марта у одной симпатичной журналистки, живущей в Орликовом переулке, день рождения. И возвращение красного командира из секретной командировки будет более чэм кстати.

Вот это выдержка! Я был потрясен. Судя по тому, что вначале речи Сталина акцент был достаточно сильно выражен, но потом почти совершенно исчез, скромный секретарь политбюро ЦК ВКП(б) действительно взволновался, но достаточно быстро взял себя в руки и словом даже не высказал своего волнения. Его выдавал только акцент, и ничего более. Да! Может и мне начать трубку курить? Хорошо позволяет держать паузу, подумать, справиться с волнением. Да нет, оставим эту фишку Вождю. Я уверен, что решение дать мне чуть-чуть больше свободы было определено еще до самого разговора. Возможно, если бы я юлил и не отвечал на вопросы честно и откровенно, решение бы было другим. Я не знаю. Мне так показалось. А то, что моя личная жизнь будет под микроскопом… Я это понимал. Но… получается, что личность Марго просветили под рентгеном спецслужб, и она получила высшее одобрение. А что это для меня меняет? Для меня ничего. Понимаю, что это все меняет для Маргариты. Если бы ее личность чем-то не устраивала даже не Самого, а хотя бы Берию, с девушкой уже бы произошел какой-то несчастный случай. Хотя нет, без санкции Сталина у Берии в этом вопросе руки были коротки. В любом случае, товарищ Сталин хочет, чтобы у меня появился серьезный якорь, который будет меня мотивировать хорошо защищать социалистическую родину. А верная жена и дети – самый надежный якорь для нормального мужчины. Но на этом наш разговор не закончился. После небольшой паузы вождь спросил:

- У вас есть какие-то пожелания, товарищ Виноградов?