1 августа 1914

Когда Сухомлинов приехал в Петербург из Киева занять пост военного министра, он привез с собой громкий скандал. Молодой муж Катеньки, богатый помещик, обиженный тем, что Сухомлинов попытался запереть его в сумасшедший дом, не давал развода. Она, женщина с воображением, попав, наконец, в столицу, подала мысль всемогущему министру – обвинить ее тогдашнего мужа в прелюбодеянии с когда-то жившей в доме гувернанткой-француженкой. Суд постановил – развести; молодость мужа и обстоятельства дела – гувернантка давно уехала на родину — придали правдоподобность всей истории. Министр вступил в счастливую семейную жизнь, а из Франции пришли документы: обиженная гувернантка прислала медицинское свидетельство, что она девица. Посол Франции явился с пламенным протестом в МИД России, в Думе вознегодовали, газеты в меру цензурных стеснений посмеивались, а в министерстве юстиции пришлось завести дело, грозившее обернуться крупнейшими неприятностями. Скандал все не разражался — все документы исчезли прямо из сейфа министерства. Сухомлинов, хотя порядочно испачканный, отныне употреблял все усилия, чтобы тешить молодую жену. Она ответила искренней привязанностью «Азору» (так звали любимого пса супруги, и так же именовал себя влюбленный министр, поразившись чуду: читай фразу «А роза упала на лапу Азора», слева и направо она не меняется).

Над влюбленным Азором потешались, но он знал свое дело — всеми правдами и неправдами изыскивал средства, чтобы окружить роскошью женщину, начавшую карьеру машинисткой скромного киевского нотариуса. Они любили друг друга, и Катенька осталась верна Азору до конца, но, добыв свое личное счастье, военный министр принес величайшие несчастья стране.

Сухомлинов, гордившийся георгиевским крестом за войну с Турцией 1877—1878 годов, почитал себя великим знатоком военного дела и на этом основании запутал все. За шесть лет сухомлиновского правления до начала войны сменилось четыре начальника генерального штаба. Сухомлинов цеплялся за 16-ти батальонную пехотную дивизию, с которыми Россия и вступила в войну. Потребовалось более года боевых действий, чтобы стало ясно то, что было очевидно еще до августа 1914 года — такие штаты делают дивизию громоздкой со всеми вытекающими последствиями. И только тогда, после неоправданных потерь, пехотные дивизии были превращены в 12-ти батальонные. Равным образом лишь в огне войны удалось ввести 6-орудийные батареи вместо 8-орудийных.

Война оказалась могучим арбитром, рассудила многие спорные вопросы в армии. Но до ее начала угодить лукавому царедворцу, каким был Сухомлинов, было невозможно. В 1914 году ему исполнилось 66 лет, любые нововведения он отводил, обычно ссылаясь на,уроки русско-турецкой войны. Кому обжаловать решения военного министра?

Председатель совета министров был ИЛ. Горемыкин, государственный муж с большим прошлым. Когда Горемыкина незадолго до войны назначили главой правительства, он очень удивлялся, заявляя близким: «Совершенно недоумеваю, зачем я понадобился; ведь я напоминаю старую енотовую шубу, давно уложенную в сундук и засыпанную нафталином. Впрочем эту шубу так же неожиданно уложат в сундук, как вынули из него». Милюков заметил: «Удивить чем-нибудь Горемыкина и пробудить его к активности было, как мне самому пришлось убедиться потом, совершенно невозможно. Он на все махал рукой, говорил, что все это «чепуха, – и лежал тяжелым камнем на дороге».

В 1915 году царь спросил кратковременного министра внутренних дел Н.Б. Щербатова:

— Отчего вы не можете работать с председателем Совета Министров?

— Во-первых, – ответил «министр на час», — есть разные точки зрения… Есть и другое, более серьезное. Гораздо более простое, но и более неустранимое. Это разница взглядов двух поколений. (Мне было тогда 47 лет, а Горемыкину — 75). Я говорю, что очень люблю своего отца, я очень почтительный сын, но хозяйничать в одном имении с моим отцом я не могу. Доходило до таких разговоров. Горемыкин говорит: «Каждый столковался бы скорее с отцом, чем с сыном».

По весне 1914 года Сухомлинов и К° занялись бравадой, выбросив лозунг: «Мы готовы к войне». Нашли разбитного журналиста, сочинившего статейку «Россия хочет мира, но готова к войне», показали ее царю и ввиду отказа основательных газет тиснули в бульварных «Биржевых ведомостях» 12 марта. Безудержное хвастовство «источника», в котором без труда распознали Сухомлинова, повергло в ужас людей, знавших факты. Группа деятелей, работавшая в военных комиссиях Думы, предложила царским министрам объясниться в закрытом заседании. Вышел порядочный, конфуз.