1. Хроника одного полка. 1915 год

Отец Илларион встряхнулся и увидел, что Доброконь идёт от него справа и чуть впереди, отгораживая от двигавшегося навстречу войска. Он хотел сделать замечание вестовому, но понял, что тот делает правильно и всего лишь выполняет свою задачу: надо было добраться до Ломжи и вернуться в полк сегодня же. Доброконь вёл свою лошадь правым боком и не подпускал к отцу Иллариону солдат, которые искали благословения.

«Ну что ж, это, конечно, нехорошо – лишать человека того, что ему необходимо. Но ведь в каждом полку есть священник. Да и Доброконь такой же нижний чин и знает их нужды. Так, значит, раз он…» – думал отец Илларион и в какой-то момент оглянулся на Введенского. Введенский отставал на корпус, он смотрел на отца Иллариона и на Доброконя, и на его лице была нехорошая ухмылка. Эта ухмылка почему-то разозлила отца Иллариона, он отвернулся от корнета, поднял над головой наперсный крест на длинной цепи, послал Битка вперёд, тот ударил мордой по ноге Доброконя, Доброконь сдал вправо, отец Илларион обогнал его и пошёл вплотную к войску. Солдаты стали сами уступать ему дорогу.

А Введенский не зря язвил спину отцу Иллариону, ему очень хотелось добраться до штаба дивизии как можно скорее. За него хлопотали из дома, и он хотел узнать результат. Поэтому батюшка, замедлявший движение, был совсем некстати. И он упёрся взглядом в отца Иллариона. «Да-а, батюшка, – думал он. – Геройский поп, сидел бы ты в обозе и не лез не в свои дела. Будто бы не прислали тебе елею и святого масла. Или складень у тебя сломался? Чинить везёшь! Занимался бы своим делом! Тоже мне Жанна д’Арк с колоколами!»

Отец Илларион привстал в стременах и ехал с крестом в руке. «Эх, солдатушки, бравы ребятушки, – думал он, стараясь забыть об ухмылке Введенского. – Не зря я вам перегораживаю дорогу, торопиться, конечно, надо – война, и никуда от неё не уйдёшь, но и спешить, если на то нет приказа, не следует». Он ехал, смотрел на улыбавшихся ему солдат и теснил в голове думы о тех, кого отпел за прошедшие девять месяцев войны. А отпел уже много, много душ отпустил и сопроводил напутственным словом пастыря. О Введенском думать не хотел, но мысли сами лезли в голову: «А как же? Я тоже испугался, когда сюда попал. Кто же знал, что будет такая война? Знаю, что надо мной посмеиваются, знаю! Кто же смерти не боится! Все боятся. И самые смелые боятся, да только виду не подают. Тот же Дрок! И я в Китае боялся, а надо было идти наперекор не столько даже смерти, сколько позору…»

Введенский буравил укоризненным взглядом спину отца Иллариона: «Хорошо смотритесь, батюшка! Да только в тылу, на тыловой дороге, тут пули не свистят. А попробовали бы вы, когда они свистят! Не хочу умирать! Вон Дрок! Ему не страшно! Грубому мужлану! Или этим серым. Что им? Ни книг не знают, ни театра. Не хочу!..»

«А вы, господин Введенский, – отец Илларион не мог отделаться от мыслей о корнете, – подали бы рапорт и не смущали бы никого. Иногда надо быть честным и поступать по совести! Кому вы тут нужны? Прячетесь за спинами, а как же честь офицера? За вами должны нижние чины идти, а не перед вами…»

Группа во главе с батюшкой пошла быстрее, Введенский тоже наддал, второй вестовой шёл за ним.

«И что это такое, взять и умереть, а что потом? Меликова нет, и что? Каждому ли удаётся, как под Аустерлицем, поглядеть в бездонное небо? Что изменилось? Кто победил? Что дала смерть? Кому радость? – Тут Введенский запнулся, он понимал, что радость-то на самом деле германцу, что ежели погиб его друг Меликов, значит, одним врагом стало меньше. – А при чём тут я? Я германцу не враг! Сколько их живёт на свете… что, все враги? А тот писарь, который рассказал, что будут бомбить зажигательными снарядами… Разве он был враг? Если бы не он…»

Отец Илларион, проскакав с полверсты, с непривычки утомился и сел в седле. «Да, нехорошие дела… как говорится: взялся за гуж… Это понятно, что умирать не хочется…» Он не успел додумать и услышал, как откуда-то зарокотал мотор. Он стал вертеть головой и увидел, что с запада на дорогу поперёк летят две чёрные точки. Солнце было высоко, небо ясное и синее, справа и слева от дороги широко расстилались поля с перелесками, куртинами кустов и снежными пятнами между ними, по обочине росли вербы, они уже опушились. Всё выглядело прозрачно, чисто и контрастно, уже начиналась весенняя жизнь, и только неправильно между всем этим смотрелась серая колонна войск с торчащими в небо штыками. Судя по тому, откуда летели, это были германские аэропланы – разведка или с бомбами. Они летели прямо на отца Иллариона. Он понимал, что они летят просто поперёк дороги в том месте, где сейчас находится он, двое вестовых и корнет Введенский.