1. Хроника одного полка. 1915 год

На перегоне, где эшелон встал и затих, Вяземский вышел из купе, и проводник предложил кувшин с водой и чистое полотенце. Аркадий Иванович умылся, позавтракал и сел читать газеты. Проводник спроворил кипятку, и Аркадий Иванович напился чаю. Утро было прохладное, проводник держал настежь открытую дверь, и в каморку через открытое окошко загуливал утренний свежий воздух.

Аркадий Иванович поёживался и, чтобы отвлечься, стал перелистывать газеты, сначала «Голос Москвы», и смотреть заголовки. Заголовки были броские: «Борьба с тайным влиянием немцев», «Мирные завоеватели», «Анонимное просачивание немцев», «Немецкий шпионаж в России», «Немецкое засилье в музыке». Эту статью он мельком пробежал и обнаружил, что, оказывается, девяносто процентов всех капельмейстеров в русской армии – немцы, а немцы искажают душу русского солдата своей личной трактовкой музыки, кроме того, немцы, что, несомненно, подозрительно, монополизировали в России-матушке производство всех музыкальных инструментов! В других газетах было всё так же по-залихватски, и читать просто не имело смысла: «Засилье», «Московское купеческое общество в борьбе с немецким засильем», «Спрут, высасывающий соки всего мира», «Бойтесь провокации», «Неуязвимость австро-немецких предприятий», «Отвергайте помощь врагов России» и так далее, и так далее, и так далее. Всё это казалось непонятным, ощущалось как неприятное, будто со дна застоявшегося водоёма поднималась муть. Аркадий Иванович с брезгливостью бросил всю стопку на дальний конец полки и стал смотреть в окно. Эшелон в это время тронулся. Вяземский вышел из каморки и остановился у открытой двери.

«Капельмейстеры… а при чём тут капельмейстеры? – Аркадий Иванович смотрел на медленно проплывающий утренний пейзаж. – А кто возглавил коронационную процессию в Кремле, когда на трон венчался Николай Александрович? Разве не граф Карл Маннергейм и не барон фон Кнорр? А почему? А потому, что ростом вышли и статью и офицеры были примерные… А с другой стороны, что сказал император Николай Первый? А император Николай Первый сказал, что русский дворянин защищает Россию, а остзейский – государя!» Тут Аркадий Иванович вспомнил, что, когда вчера разговаривал с симбирским городским головой, тот, при упоминании Москвы, как-то стушевался, как будто испытывал какое-то неудобство, а потом высказался, что в Симбирске тоже было нечто похожее – в сентябре прошлого года после объявления войны нескольким местным немцам тоже досталось, но тогда это поветрие пришло из Петербурга. Вяземский сначала не обратил внимания на реплику головы и сейчас только припомнил, что, когда его полк уже вошёл в состав 1-й армии вторжения барона фон Ренненкампфа, слухи о погроме немцев в Санкт-Петербурге дошли до кавалергардов, но никто не поверил, а в пылу сражений вскорости и забылось.

«Ладно, – подумал он. – В конце концов, поорут, набьют кому-нибудь морду… тем всё и кончится!»

Когда приехали в тупики Казанского вокзала, проводник сказал, что багаж Вяземского он посторожит и всё сдаст на руки носильщикам. Аркадий Иванович пошёл к военному коменданту и у дверей неожиданно обнаружил Павлинова. Тот, склонившись к подлокотнику, спал. Вяземский прошёл внутрь, комендант созвонился с Виндавским вокзалом и выяснил, что через четыре часа в Двинск отправляется литерный поезд с маршевыми ротами. Это было отлично, оставалось выяснить судьбу заказа винтовки с оптическим прицелом, и можно отправляться дальше. Отпуск закончился. Стало немного грустно, но Аркадий Иванович, как рубят канат с ненужным тяжёлым грузом, обрубил воспоминания. Он встал против Павлинова и кашлянул, Павлинов повёл головой, открыл глаза, увидел подполковника и вскочил, но ещё не проснулся.

– Вы что, тут всю ночь провели? – спросил Вяземский.

– Так точно, ваше высокоблагородие… – Павлинов говорил, и его пошатывало.

«Проснётся на ходу», – подумал про денщика Вяземский и повернулся.

– А что так? – спросил он на ходу.

– Так, ваше высокоблагородие, если бы я утром поехал, то не проехал бы!

Вяземский повернулся.

– Ваше высокоблагородие, так бунт в Москве… уже три дня. Только ночью успокаиваются, поэтому я с вечера сюда и приехал, иначе никак…

– Вы готовы к отправке? С родными попрощались?

– Так точно, ваше высокоблагородие, сидор, шильце-мыльце, всё с собой… А по-другому никак было не успеть…

– Что, и вправду бунт?

– Бунт, ваше высокоблагородие, бессмысленный и беспощадный…

Вяземский отметил про себя грамотность денщика и улыбнулся.

Проводник сдержал обещание, когда Вяземский и Павлинов подошли, двое грузчиков взвалили по чемодану на ремнях через плечо и тронулись.

Площадь около Казанского вокзала удивила Вяземского, стояли четыре или пять колясок, ни одного ломовика и никого народу. Коляски были сезонников, старые и потёртые, лошади косматые деревенские клячи.

Грузчики закрепили багаж, Павлинов уселся рядом с кучером, сказал «Ехай!» и махнул рукой налево в сторону Красных Ворот. Аркадий Иванович уже мысленно увидел, что вот сейчас кучер взмахнёт кнутом, и подался вперёд, но кучер вдруг обернулся и грубо произнёс: