1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II

В воскресенье, 1 марта, когда я пришел на конспиративную квартиру за снарядами, я видел Котика и Михайлова, а также, кажется, и техника. Имели ли вышепоименованные лица снаряды, были ли таковые снаряды на конспиративной квартире, я ничего сказать не могу, потому что не помню, как не помню и того, кто уходил или приходил в то время, когда я там был, и кто ушел раньше. Я уже видел тот самый снаряд, который я получил. Я взял его с дивана. На предъявленный мне вопрос, где именно помещалась конспиративная квартира и не помещалась ли она на Тележной улице, отвечаю, что действительно она помещалась на Тележной улице, номера дома и квартиры не знаю, он был вторым или третьим от угла. Сколько комнат в этой квартире, я не знаю, я знаю только две из них, в которых и был раза два. Бывая в квартире по Тележной улице, я из предметов, обративших мое внимание, видел только те, которые назвал во втором моем показании. Точно времени, когда я познакомился с Тимофеем Михайловым, я определить не могу, но приблизительно за месяц, но где и при каких обстоятельствах, не помню, квартиры его не знал, но он бывал у меня раза три. Большею частью я встречался с ним на свиданиях для того, чтобы принять те связи, которые он заводил среди рабочих, но связей этих я принять не мог по очень многим причинам, частью потому, что не имел времени. По поводу боевой дружины, членом которой состоял я, и которая была сформирована Желябовым, я заявляю: цель боевой дружины я представлял себе одну — охрану рабочего дела от шпионов, как чисто специальную. Другие цели вносить в условия нашей организации не представлялось необходимым и даже отчасти невозможным. Рабочая боевая организация не могла, напр[имер], убить Мезенцова или кого-либо из должностных лиц, как не вредящих нашему делу прямо, она не могла и не должна была по своим условиям раскидываться, а должна была сохранять известную систему. Затем выбор лиц, подлежащих мщению организации, не должен был выходить за пределы, определенные целью, — охрана движения от шпионов, — по крайней мере, организация не могла самостоятельно наметить такое лицо, потому что могла, по незнанию всех условий революционного движения, повредить ему, т. е. движению. Скажу даже больше — она не имела права на деятельность, выходящую за пределы ее специальности. Служила ли рабочая организация контингентом для выбора некоторых ее членов, по крайней мере, на другие цели, как, напр[имер], на покушение 1 марта, я ответить утвердительно не могу. «Для выработки характеров», для помощи, поддержки вспомогательный комитет, по моему мнению, через одного из своих членов мог обратиться в организацию с таким запросом и, стало быть, вызвать «добровольцев», — одно это название указывает на то, что добровольцы из рабочей организации призываются для дела, которое в их цель не входит, таково было дело 1 марта 1881 г. Отобранный у меня нож или кинжал и револьвер я носил для самозащиты на случай обыска или нападения на меня, нож я получил незадолго до покушения и, кажется, от Желябова, что, впрочем, хорошо не помню. Предъявленный мне сейчас человек есть тот самый Тимофей Михайлов, о котором я говорил выше. Квартиры тех рабочих, у которых я агитировал, я назвать не желаю.

[5 марта]. Предъявленную мне сейчас женщину, которую вы называете Гесей Гельфман, я видел на прошлой неделе мимоходом в конспиративной квартире на Тележной улице, но как ее фамилия или кличка, я не знал, потому что прежде с ней никогда не встречался, и это не та брюнетка, о которой я говорил в первом моем показании. Назвать известных мне рабочих, с которыми я встречался при пропаганде, я не желаю. Во дворце принца Лихтенбергского я никогда не жил. С Халтуриным я незнаком, и где он находится, мне не известно. О денежных средствах партии я точных сведений не имею, последние два месяца я жил на средства из фонда партии, которые получал от Желябова, в размере не более 30 р. в месяц. До перехода в нелегальное положение я получал от конторы «г. Громов и Кº» по 30 р. в месяц, у которого отец мой служит на заводе в Олонецкой губернии. Кажется, за неделю до перехода моего в нелегальное положение партия нуждалась в денежных средствах, и Желябов спросил меня, не могу ли я достать денег; ввиду этого я написал письмо к кассиру Громова с просьбой выдать мне содержание за три месяца вперед, указывая, что деньги эти нужны для поездки на практические занятия. Деньги были мне выданы, и я отдал Желябову рублей около 50-ти.