1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II

В предъявленной мне 4–5 марта личности, называющейся мещанином Козыревым, настоящая фамилия его Орлов, я признаю своего знакомого, которого узнал чрез Желябова. Я знал его как агитатора, но совместных действий не производил. Орлов снабдил меня на время рукописями, касающимися с. — п[етер]бургских заводов и рабочих, между которыми я видел рукопись о работах на Литейном мосту. Рукописи эти, очевидно, не все принадлежали ему, потому что почерки их весьма различны. Он приходил ко мне на квартиру угол 9 [9-я ул. Песков. — Сост. ] и Мытнинской, № 19, а моя бывшая хозяйка г-жа Ермолина должна знать его.

В предъявленной мне сейчас карточке личности, которую вы называете Верой Филипповой, урожденной Фигнер, я признаю большое сходство с неизвестной мне брюнеткой, бывавшей по Тележной улице, в д. № 5, и проходившей без снаряда по Невскому проспекту 1 сего марта для наблюдения за покушением — в числе лиц гуляющих. Я говорю «большое сходство», потому что она изменилась несколько и только первый взгляд на карточку позволяет сказать утвердительно, а при дальнейшем рассмотрении карточка моложе оригинала. Видел ее приходящей на квартиру по Тележной улице в субботу вечером в первый раз, кажется, до прихода Перовской, а затем в воскресенье, когда я сказал выше. Одевалась она очень просто: в платке (черном) и довольно старом простом пальто. В воскресенье пред проездом Государя она стояла у Екатерининского памятника, напротив той стороны Невского, у которой находилась лавка Кобозевых. Всматриваясь хорошенько в карточку, особенно в глаза, я утверждаю, что карточка принадлежит именно этой брюнетке, о которой я говорил.

На вопрос, не была ли означенная брюнетка m-me Кобозева, я ничего сказать не могу, потому что ни Кобозева, ни жены его не знаю. Но я думал, что это она, более сильным указанием было то, что она, смотря на проезд Государя, старалась быть на противной стороне Невского проспекта.

Печатается по: 1 марта 1881 года, с. 234–277.

ПОСЛЕДНЕЕ ПРИЗНАНИЕ РЫСАКОВА

[Из прошения Рысакова на имя Александра III от 30 марта 1881 г.]

Ваше Императорское Величество, Всемилостивейший Государь! Вполне сознавая весь ужас злодеяния, совершенного мною под давлением чужой злой воли, я решаюсь всеподданнейше просить Ваше Величество даровать мне жизнь единственно для того, чтобы я имел возможность тягчайшими муками хотя в некоторой степени искупить великий грех мой. Высшее судилище, на приговор которого я не дерзаю подать кассационную жалобу, может удостоверить, что, по убеждению самой обвинительной власти, я не был закоренелым извергом, но случайно вовлечен в преступление, находясь под влиянием других лиц, исключавшим всякую возможность сопротивления с моей стороны, как несовершеннолетнего юноши, не знавшего ни людей, ни жизни.

Умоляя о пощаде, ссылаюсь на Бога, в которого я всегда веровал и ныне верую, что я вовсе не помышляю о мимолетном страдании, сопряженном со смертной казнью, с мыслью о котором я свыкся почти в течение месяца моего заключения, но боюсь лишь немедленно предстать на Страшный суд Божий, не очистив моей души долгим покаянием. Поэтому и прошу не о даровании мне жизни, но об отсрочке моей смерти.

С чувством глубочайшего благоговения имею счастие именоваться до последних минут моей жизни Вашего Императорского Величества верноподданным

Николай Рысаков.

[Показание, данное генералу Баранову]

<…> Из нас, шести преступников, только я согласен словом и делом бороться против террора. Начало я уже положил, нужно продолжить и довести до конца, что я также отчасти, а, пожалуй, и всецело, могу сделать.

Тюрьма сильно отучает от наивности и неопределенного стремления к добру. Она помогает ясно и точно поставить вопрос и определить способ к его разрешению. До сегодняшнего дня я выдавал товарищей, имея в виду истинное благо родины, а сегодня я товар, а вы купцы. Но клянусь вам Богом, что и сегодня мне честь дороже жизни, но клянусь и в том, что призрак террора меня пугает, и я даже согласен покрыть свое имя несмываемым позором, чтобы сделать все, что могу, против террора.

В С.-Петербурге в числе нелегальных лиц живет некто Григорий Исаев (карточка его известна, но он изменился), адреса его не знаю. Этот человек познакомил меня с Желябовым, раскрывшим предо мной широко дверь к преступлению. Он или наборщик в типографии «Народной воли», или динамитных дел мастер, потому что в декабре 80 г. руки его так же были запачканы в чем-то черном, как и Желябова, а это период усиленного приготовления динамита (прошу сообразоваться с последним показанием, где Желябов мне говорил, что все позиции заняты, а в январе — что предприятие, стоящее тысяч, лопнуло). По предложению Григория в субботу, в день бала у медиков-студентов, я вывез с вокзала Николаевской железной дороги извозчика с зеркалами, каждый по 4 пуда, в которых находился, как мне он объяснил, типографский станок.