1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II

[4 марта]. В прошлый раз я говорил о задачах «рабочей боевой дружины», к которой принадлежал вместе с Рысаковым. Теперь, следуя приглашению г. прокурора, заявляю, что у Исп[олнительного] комитета таких групп много; одни из них находятся в провинции, другие — здесь, в столице; некоторые характера боевого, общереволюционного, другие — боевые специальные, подобно рабочей дружине, но приспособленные к иной среде. От сообщений подробностей уклоняюсь. Исп[олнительный] комитет, поставив известное нападение ближайшей практической задачей, сделал, кажется, в январе месяце вызов добровольцев из всех боевых дружин. Идти на самопожертвование вызвалось в итоге 47 человек. Мне было поручено сорганизовать предприятие (разумею нападение с метательными снарядами). Я предложил участие определенному числу добровольцев, между прочим, Рысакову, руководствуясь личным знанием их, а также некоторыми другими соображениями. Отсюда видно, что, выпади честь сорганизовать нападение не мне, а на долю иного агента Исп[олнительного] комитета, личный состав дружины по данному предприятию был бы несомненно другой. Следуя тому же приглашению г. прокурора, поясняю, что агент 3-й ст., каковым я состою, есть ближайший агент Исп[олнительного] комитета, лицо, пользующееся его полным доверием…[55]

[6 марта]. По поводу двух прочитанных мне 4 марта показаний Рысакова заявляю, что (поскольку я их припоминаю) показания эти в большей части своей согласны с действительностью. Он познакомился со мной, как с лицом, именующимся Захаром Тимофеевичем, ведущим дело с рабочими. О сближении нашем рассказано мною в показании 1 марта, в существенном согласно с показаниями Рысакова. На цареубийство шел он сознательно и добровольно по моему приглашению. В январе и феврале я не раз вел с ним разговор о роли царей в судьбах русского народа и, в связи с этим, о необходимости их уничтожения вообще, если русские цари пожелают остаться при старой системе управления. Рысакову виднее, было ли в моих рассуждениях что-либо новое, самим Рысаковым не надуманное, и в какой мере это новое повлияло на него. Пусть же об этом говорит сам Рысаков. В деле 1 марта я отводил Рысакову лишь место пособника для выправки из него самостоятельного бойца на последующее время, хотя, конечно, своих предположений ему не высказывал, а заставлял переживать самые серьезные ожидания в интересах закала характера; истинная роль его в событии зависела уже не от меня, тогда арестованного, исполнил ее Рысаков, поскольку мне известно и в чем я вперед был уверен, с честью. Припоминаю неверность с действительностью в показаниях Рысакова относительно роли Тимофея. Тут Рысаков, видимо, перепутал лично для него желательное с предложенным мною для Тимофея, и Тимофей вышел у него предполагавшимся участником нападения, что совершенно неверно. Не имея пред собою показаний Рысакова и не желая возражать против собственных недоразумений, прекращаю объяснения свои по поводу его показаний.

[Из заявления А. И. Желябова в Особое присутствие Сената]

<…> Принимая во внимание:

во-первых, что действия наши, отданные царским указом на рассмотрение Особого присутствия Сената, направлены исключительно против правительства и лишь ему одному в ущерб; что правительство, как сторона пострадавшая, должно быть признано заинтересованной в этом деле стороной и не может быть судьей в своем собственном деле; что Особое присутствие, как состоящее из правительственных чиновников, обязано действовать в интересах своего правительства, руководясь при этом не указаниями совести, а правительственными распоряжениями, произвольно именуемыми законами, — дело наше неподсудно Особому присутствию Сената;

во-вторых, действия наши должны быть рассматриваемы как одно из проявлений той открытой, всеми признанной борьбы, которую русская социально-революционная партия много лет ведет за права народа и права человека против русского правительства, насильственно завладевшего властью и насильственно удерживающего ее в своих руках по сей день;

единственным судьею в деле этой борьбы между социально-революционной партией и правительством может быть лишь, весь русский народ чрез непосредственное голосование или, что ближе, в лице своих законных представителей в Учредительном собрании, правильно избранном;

и в-третьих, так как эта форма суда (Учредительное собрание) в отношении нас лично неосуществима; так как суд присяжных в значительной степени представляет собою общественную совесть и не связан в действиях своих присягой на верную службу одной из заинтересованных в деле сторон;