10`92

— Не заходи! — крикнула Зинка из-за двери, и я ломиться следом не стал, сделал глубокий вдох и уселся на полку, протянувшуюся вдоль одной из стен. В помывочном отделении было не слишком жарко, половицы так и вовсе толком не успели прогреться, но после стылого ветра большего и не требовалось, вскоре меня начал пробирать пот. Ко всему прочему в бане приятно пахло влажным деревом, и рано или поздно должна была вернуться Зинка…

Задвинутый в угол бак был наполнен холодной водой, я вылил несколько черпаков в тазик, добавил туда кипятка и ополоснулся. Начал вновь набрать воду, тогда и скрипнула дверь парилки. Раскрасневшаяся Зинка с кожей, сплошь покрытой бисеринками пота, замерла на пороге в позе Венеры, запечатлённой каким-то там старинным живописцем: левую руку она прижимала к груди, правой ладошкой прикрывала низ живота.

— Зин, ну теперь-то что? — озадачился я.

— Здесь светло! — прозвучало в ответ с нескрываемым укором.

И точно: несмотря на серую хмарь ненастного осеннего дня, света через занавешенное белой тряпкой оконце проникало куда больше, нежели показалось из предбанника, когда ещё толком не успели привыкнуть к темноте глаза. Пусть совсем уж светло в бане и не было, но полумрак лишь скрадывал девичью фигуру, а никак не скрывал её полностью. Как, впрочем, и мою, но чего-чего, а смущения по этому поводу я не испытывал ни малейшего, пусть и возбудился в один миг.

Да и как было не возбудиться? Зинку хоть сейчас на обложку журнала для взрослых печатай: длинные стройные ноги, узкая талия, грудь, которую не так-то и просто одной рукой прикрыть, да и лицо более чем просто симпатичное.

— Так и будешь стоять? — вздохнул я. — Не доводи уже до абсурда, а? Сама же недавно футболку задирала, чего теперь выделываешься?

— Сергей, иди в парилку, — сдавленно попросила Зинка, покраснев ещё сильнее, будто такое было возможно, но левую руку всё же опустила. Набухшие соски уставились вперёд двумя наконечниками стрел.

— Может, лучше тебе спинку потереть? — предложил я. — Или веником отшлёпать?

— Иди! — потребовала девчонка и, противореча самой себе, стоило только сдвинуться с места, стрельнула вниз глазами и спросила: — У тебя всегда этот… крючок торчит?

— Когда ты рядом — всегда.

Зинка прекратила укрывать ладошкой треугольник курчавых завитков внизу живота, опустилась передо мной на колени и двумя пальчиками взялась за торчавший колом член. Миг набиралась решимости, потом осторожно потянула вниз и, освободив от крайней плоти головку, округлила в непритворном изумлении глаза.

— И вот это ты хочешь в меня засунуть? — охнула она.

— И засуну, — подтвердил я. — Не бойся, тебе понравится.

— Дурак! — с выражением произнесла девчонка, но с колен не поднялась и более того — обхватила мой детородный орган уже всей ладошкой, стиснула его в кулачке. — Твёрдый! — хихикнула она и спросила: — Так мама всё правильно говорила: совсем плохо бедненькому, да?

— Ты как маленькая! Если твёрдый — это не плохо, а вовсе даже хорошо, — пошутил я и невольно осёкся, когда Зинка слишком уж резко повела кистью вниз.

Прежде эту часть мужского организма она могла видеть разве что на репродукциях картин, в схеме-разрезе учебника биологии, да ещё у младшего брата в его голоштанном возрасте, вот и переусердствовала, желая воочию разглядеть детали. Но даже так мысль незаконченной я не оставил и почти без запинки выдавил из себя:

— И ты легко можешь убедиться в этом прямо сейчас…

Ответ нисколько не воодушевил.

— Ничего-то сегодня Серёженьке не обломится! — вздохнула девчонка, но пальцев при этом не разжала и даже стиснула их ещё сильнее; аж пульс начал отдаваться.

Я сглотнул и спросил:

— И почему же?

— А ты презерватив не взял, — с удивительной непосредственностью заявила Зинка и подняла взгляд своих серых глазищ. — А если соврал и всё-таки взял, то я ещё и обижусь! — И, продолжая всё так же взирать на меня снизу вверх, Зинка стала легонько подёргивать кулачком. — Ну так что, Серёжа, — взял?

— Нет, — чистосердечно сознался я.

— Хороший мальчик! — улыбнулась конопатая чертовка, бросила буравить меня пристальным взглядом и начала водить рукой уже куда спокойней и размеренней. И пусть действовала она при этом неловко и неумело, зато очень старательно. Потом спросила: — Мне кажется или он у тебя ещё больше… набух? Серёжа, я всё правильно делаю? Так и должно быть? А то девчонки в школе какие только глупости не болтали…

Ёлки зелёные! Ещё б ему не набухнуть!

— Всё хорошо! — коротко выдохнул я, боясь спугнуть Зинку.

Но волновался напрасно — ту не на шутку увлекло знакомство с особенностями мужской анатомии, она и не подумала остановиться и от усердия даже закусила нижнюю губу.

— Чупа-чупс? — с намёком произнёс я.

— Совсем, что ли?! И думать забудь! — непритворно возмутилась Зинка, ладно хоть ещё не прекратила двигать рукой.

Энергичные подёргивания девичьего кулачка вкупе с видом обнажённого тела и подзатянувшимся периодом воздержания сказались именно так, как и должны были сказаться, только куда сильнее обычного. Нестерпимо захотелось положить ладонь на собранные в шишку волосы, притянуть к себе и…