Толстой ясно видел, что осмысленной может считаться только такая жизнь, которая способна выдержать проверку вопросом: «Ради чего вообще жить, если все будет поглощено смертью?» Человек хочет, чтобы его жизнь имела смысл, но при этом осуществление своих желаний люди чаще всего связывают с цивилизацией. Предполагается, что человек может избавиться от внутренней неустроенности с помощью достижений науки, искусств, роста экономики, развития техники, создания уютного быта и т. д. Однако личный опыт Льва Николаевича показал, что этот путь является ложным.
По мнению Толстого, человек находится в разладе с самим собой. В нем как бы живут два человека – внутренний и внешний, из которых первый недоволен тем, что делает второй, а второй не делает того, чего хочет первый. Большинство людей бессознательно исходят из того, что внутренний человек зависит от внешнего, что состояние души является следствием положения человека среди людей, хотя на самом деле материальный и культурный прогресс не затрагивают движений души.
Л. Н. Толстой обратился к духовному опыту людей, живущих собственным трудом, опыту крестьян. Они, как оказалось, хорошо знакомы с вопросом о смысле жизни, который не представляет для них никакой загадки. Ответ на него – вера.
Малообразованность крестьян, отсутствие у них философских и научных познаний не препятствовали пониманию истины жизни, скорее наоборот, помогали, поскольку вопрос о смысле жизни, согласно Толстому, есть вопрос веры, а не знания («у всего живущего человечества есть еще какое-то другое знание, неразумное – вера, дающая возможность жить»).
Разум может знать, что существует Бог, но он не может постичь самого Бога (поэтому Толстой решительно отвергал церковные суждения о Боге, о триединстве Бога, творении им мира в шесть дней, легенды об ангелах и дьяволах, грехопадении человека, непорочном зачатии и т. п., считая все это грубыми предрассудками). Признание Бога как начала, источника жизни и разума ставит человека в совершенно определенное отношение к нему: человек живет не для себя, а для Бога.
У человека нет возможности непосредственно общаться с Богом, но он может сделать это косвенно, через правильное отношение к другим людям и правильное отношение к самому себе. Правильное отношение к себе кратко можно определить как заботу о спасении души, в которой живет идеал полного, бесконечного божеского совершенства. Только стремление к этому совершенству отклоняет направление жизни человека от животного состояния. С этой точки зрения не имеет значения реальное состояние индивида, ибо какой бы высоты духовного развития он не достиг, она ничтожна по сравнению с недостижимым совершенством идеала.
Правильное отношение к другим людям определяется тем, что надо любить людей как братьев, без каких-либо исключений, независимо от каких бы то ни было мирских различий между ними. Противоположностью любви является насилие, а потому от него нужно отказаться, даже в случаях, когда тебе причиняют зло.
Непротивление злу насилием – больше чем отказ от закона насилия. Оно как раз и означает признание изначальной, безусловной святости человеческой жизни. Через непротивление человек признает, что вопросы жизни и смерти находятся за пределами его компетенции и отказывается быть судьей по отношению к другому, поскольку не считает себя лучше его. Не других людей надо исправлять, а самого себя. Непротивление отличается от насилия тем, что оно является областью индивидуально ответственного поведения.
Самым главным средоточием насилия является государство с его армиями, всеобщей воинской повинностью, присягами, податями, судами, тюрьмами и т. д. Толстой считал смертную казнь формой убийства, которая намного хуже, чем просто убийство из-за страсти или по другим личным поводам. Вполне можно понять, что человек в минутной злобе или раздражении совершает убийство, чтобы защитить себя или близкого человека, можно понять, что он, поддавшись коллективному внушению, участвует в совокупном убийстве на войне. Но нельзя понять, как люди могут совершать убийство спокойно, обдуманно, и даже считать его необходимым. Вся цивилизация основана на законе насилия, хотя и не сводится к нему.