Четыре года писатель носил кандалы, в них работал, в них спал. Судьба свела Достоевского с уголовниками, грабителями и убийцами – «с разбойниками, с людьми без человеческих чувств, с извращенными правилами». Но «поверишь ли, – писал он брату, – есть характеры глубокие, сильные, прекрасные, и как весело было под грубой корой отыскать золото… Иных нельзя не уважать, другие решительно прекрасны».
Писателя удивила ненависть к нему и другим «политическим» из дворян, которую испытывали «уголовные»: «Ненависть к дворянам превосходит у них все пределы, и потому нас, дворян, встретили они враждебно и с злобною радостью говорили о нашем горе. Они бы нас съели, если б им дали… «Вы, дворяне, железные носы, нас заклевали. Прежде господином был, народ мучил, а теперь хуже последнего, наш брат стал» – вот тема, которая разыгрывалась четыре года».
Каторга расшатала здоровье Достоевского – обострилась его нервозность, окончательно определилась эпилепсия. Все это, а также круг общения, способствовали душевному перелому, который совершался в писателе. Он поставил под сомнение свое прошлое, уверился, что совершил преступление, сосредоточился на религиозном чувстве, страстно желая веры и в то же время сопротивляясь ей. «Я скажу вам про себя, – писал он из Омска жене декабриста Н. Д. Фонвизиной, – что я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор, и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных».
Достоевский ищет «силы переносить и прощать», ищет нравственную опору и выбирает веру. В его письмах начинают звучать мысли о христианской любви, всепрощении покорности: «…несчастны только злые. Мне кажется, что счастье – в светлом взгляде на жизнь и в безупречности сердца, не во внешнем». Все это впоследствии выльется у писателя в формулу: «Смирись, гордый человек!»
Средством совершенствования человека, источником справедливости, всего высокого и светлого в России, по новым убеждениям Достоевского, могла стать только религия. Писатель пережил сильнейший душевный кризис, и это наложило печать на все творчество, сделав его противоречивым, раздвоенным, содержащим в себе, говоря словами самого Достоевского, «рядом с самою светлою идеею самый гаденький антитез ее». Но, по другим словам писателя, «идеи меняются, а сердце одно»: он по-прежнему глубоко сочувствовал страданиям людей, стремился глубоко проникнуть в душу человека, познать его «тайну».
Через четыре года Достоевский вышел из острога с огромным запасом наблюдений и замыслов. Впрочем «свобода» оказалась весьма условной: впереди было еще пять лет солдатской службы в Сибирском линейном батальоне, в Семипалатинске. Через год, благодаря хлопотам А. Е. Врангеля, Ф. М. Достоевский был произведен в унтер-офицеры, а потом в прапорщики.
В феврале 1857 года в Кузнецке Достоевский женился. Его женой стала молодая вдова Мария Дмитриевна Исаева – умная, образованная женщина, с сильным характером, необыкновенно живая и впечатлительная. В письмах к А. Е. Врангелю Достоевский подробно рассказывал о всех перипетиях своего чувства: о том, как он в течение двух лет боялся, что она выйдет замуж за другого, о готовности пожертвовать собой ради ее счастья, о своих заботах о ней и ее сыне. Пережитое позже отразилось в романе «Идиот».
Мария Дмитриевна была сложной, экзальтированной натурой, она «вечно хворала, капризничала и ревновала, это несчастный брак», – писал Врангель. «…Несмотря на то что мы были с ней положительно несчастны вместе, – по ее страстному, мнительному и болезненно фантастическому характеру, – мы не могли перестать любить друг друга, даже чем несчастнее были, тем более привязывались друг к другу», – рассказывал сам писатель.
В апреле 1857 года Достоевскому и другим петрашевцам были возвращены дворянские права, а 18 марта 1859 года Федор Михайлович вышел в отставку. Въезд в Петербургскую и Московскую губернии был ему воспрещен, и, кроме того, установлен негласный полицейский надзор. «Теперь я заперт в Твери, – писал он, – и это хуже Семипалатинска». Достоевский мечтал о возвращении в Петербург, и наконец, в декабре 1859 года, после десятилетнего отсутствия, возвратился в столицу с женой и пасынком. Ходили упорные слухи, будто разрешение было получено после того, как Достоевский сочинил два верноподданейших стихотворения в честь нового царя Александра II и его августейшей супруги.