Как только Тео узнал о ссоре, он тут же написал, что невелика доблесть набрасываться на любящих его пожилых людей только из-за того, что они живут в деревне и «не имели случая узнать современную действительность». «Когда-нибудь ты жестоко раскаешься в своей резкости. Сейчас ты увлекся Мауве, и, по твоей привычке все преувеличивать, всякий, кто на него не похож, тебе не нравится».
Винсент оправдывался, что не набрасывался на отца, а просто сказал: «К черту!» К тому же все равно он собирался уйти и снять мастерскую в Гааге. Разница только в том, что теперь ему придется и летом оставаться в городе, тогда как раньше он планировал летом рисовать в Эттене «брабантские типы».
Но, несмотря на ссору, к Новому году он все же послал письмо с поздравлениями и высказывал надежду, что они больше не будут ссориться. Извинений домашние, правда, так от него и не дождались.
И хотя родители действительно не понимали Винсента, они искренне любили его и многое прощали. У супругов Ван Гог были очень традиционные воззрения, а Винсент упорно ломал все рамки. В его характере доброта и отзывчивость уживались со вспышками «ребячливой жестокости», а прозорливость соседствовала с внезапной слепотой. Он сам говорил о себе, что «слишком восприимчив, как физически, так и нравственно. Нервозность моя развилась именно в те годы, когда мне жилось особенно скверно». К счастью, его приступы никогда не выходили за пределы обычной эмоциональности. Ссора с отцом – скорее исключение. Она длилась полгода и закончилась хотя и не слишком прочным, но миром.
Винсенту давно хотелось начать самостоятельную жизнь в Гааге. И когда его желание осуществилось, он принялся вить гнездышко – устраивать собственную мастерскую.
100—150 франков, которые художник ежемесячно получал от Тео (это примерно равнялось окладу среднего служащего), Винсент уже воспринимал как должное и даже требовательно напоминал, когда деньги задерживались. Он совершенно искренне был уверен, что скоро начнет зарабатывать живописью и все вернет брату. В этом убеждении его поддерживал Антон Мауве. Мауве учил Винсента обращаться с углем и мелом, работать кистью с растушевкой, ставил перед ним всевозможные натюрморты, посоветовал заняться акварелью. Наставник явно не представлял, в каком направлении на самом деле движется его ученик. Душа Винсента требовала мощных и зримых «больших линий» и черно-белых контрастов, а вовсе не мягких размытых тонов.
У него сложились хорошие отношения с другими гаагскими художниками. Некоторые хвалили его работы. А Вейсенбрух, которого за язвительность товарищи прозвали «меч беспощадный», даже сказал: «он рисует чертовски здорово, я бы сам не отказался работать по его этюдам».
Зато глава салона Терстех, к которому Винсент всегда относился с большим уважением (он даже советовался с ним по поводу первой любви) – отнесся к творчеству племянника крайне прохладно, а от него зависел коммерческий успех, то есть возможность добыть средства к существованию. Возможно, тетрадки с неумелыми рисунками, которые Винсент посылал Бетси, мешали ему поверить в будущее художника. На правах старого друга дома он бесцеремонно требовал образумиться и начать зарабатывать деньги каким-нибудь стоящим делом. Говорил Винсенту в лицо, что у него все равно ничего не получится и что поздно в этом возрасте становиться художником. В той или иной форме это говорили многие. Но услышать это из уст Терстеха было особенно больно. Теперь их отношения усложнились. Винсент стал воспринимать Терстеха как врага, который хочет ему помешать. В первую очередь именно Терстеху Ван Гог страстно желал доказать, что тот ошибся и что он настоящий художник.
И Винсент старательно учится. В то время Антон Мауве со своей «Пульхри студио» был одним из самых признанных мэтров в Гааге. Но новичок Винсент никак не становился примерным учеником. Он слушался Мауве лишь до тех пор, пока это отвечало его внутренним потребностям, было ему близко. Но едва художнику пытались навязать что-то чуждое его натуре, в нем просыпалось лютое упрямство. Он не мог, например, часами день за днем выписывать мертвые гипсовые пособия – руки, ноги, профили, фасы, опять руки… Придя домой, Винсент разбил все гипсы – он будет рисовать их, только если в мире не останется живых людей с руками и ногами. Для Ван Гога разногласие по поводу гипсов было обычным творческим спором. Но самолюбие мэтра было уязвлено. Как начинающий дилетант посмел проявить индивидуальность! Мауве прислал Ван Гогу записку, сообщая, что занят большим заказом и в течение месяца не сможет заниматься с ним. Наивный Винсент поверил. Несколько раз заходил в гости, его не принимали, говорили, что мэтр болен. Ван Гог долго не мог поверить, что от него отреклись. Даже подозревал, что его новоявленный (точнее, воображаемый) враг Терстех что-то наговорил Антону. Винсент даже не подозревал, что является настоящей причиной охлаждения. Он переживал почти так же, как в случае с Кее.