10 гениев живописи

В августе пришло известие, что умер давно уже болевший дядя Винсента – тот, который когда-то устроил обоих братьев на службу в «Гупиль». Он завещал свое наследство Тео. Поэтому Тео смог довольно щедро финансировать устройство дома в Арле. Если сначала Винсент собирался просто купить кровать, на которой сможет спать Гоген, то теперь он смог довольно основательно обставить обе комнаты на втором этаже и мастерские внизу. Ему хватило денег даже на прислугу. Комнаты были небольшие, но солнечные, с белыми стенами, с полом, выложенным красной плиткой, со светлой деревянной мебелью. Лучшую комнату Винсент отвел гостям. Для украшения стен начал писать серию своих знаменитых «Подсолнечников». Эти радостные простые цветы должны были выделяться на фоне белой стены. Свою комнату в этом доме он увековечил на картине, известной теперь всему миру: простая деревянная кровать у правой стены, плетеный стул слева, небольшой столик под зеркалом и картины на стенах. Ван Гог изобразил свой дом и снаружи – желтые стены сияют на фоне густо-синего неба.

Тео выдал Гогену «на керамику» 300 франков, и последний тут же приехал. Винсент не был простаком, что бы о нем ни думали окружающие. Он понимал, что Гоген едет не ради гипотетической ассоциации художников, что тот был готов приехать куда угодно, чтобы поправить тяжелое положение. Поль зарабатывал не больше Винсента, а у него уже было пятеро детей. «Инстинктивно я чувствую, что Гоген – человек расчета. Находясь в самом низу социальной лестницы, он хочет завоевать себе положение путем, конечно, честным, но весьма политичным». Тем не менее, отношение Винсента к гостю от этого не ухудшилось, поскольку он высоко ценил талант Гогена и искренне считал его более выдающимся художником, чем себя.

Нетерпение, с которым он ожидал приезда Гогена, возможно, объяснялось еще и тем, что Ван Гог боялся оставаться один. Еще осенью его начали посещать мысли о Монтичелли: «Это был сильный человек – немного и даже изрядно помешанный – грезящий о солнце и любви, но всегда преследуемый бедностью. Он умер в Марселе довольно печальной смертью, кажется, пройдя через стадию настоящей мании преследования. И я уверен, что я продолжаю его здесь, как если бы я был его сыном или братом…» В его письмах Тео проскальзывали фразы, из которых становилось понятно, что с ним что-то неладно: «Я дошел почти до того же состояния, что безумный Гуго Ван дер Гус на картине Эмиля Вотерса». Возможно, у Винсента возобновились кошмары. Время от времени случались и обмороки. Его мечты о братстве художников были неким лекарством от болезни.

В октябре 1888 года наконец приехал Гоген. Винсент написал брату: «Какое-то время мне казалось, что я заболею, но приезд Гогена развлек меня, и теперь я убежден, что все пройдет».

Поль Гоген был старше Ван Гога на пять лет, его детство прошло в Перу, он успел поработать матросом, потом стал банковским клерком в Париже, некоторое время был коммерсантом (более удачным, чем Винсент). Все это время он понемногу рисовал, а в 35 лет все бросил и полностью отдался живописи. Гоген был высокомерным и властным человеком, обладавшим своеобразным магнетизмом, умеющим и любящим подчинять. В его тени всегда находился какой-нибудь восторженный поклонник. Гоген рассчитывал найти в В.В.Г. такого же покорного ученика. А Винсент, хотя был готов восхищаться талантом и личностью Поля, слушать рассказы о тропиках, не поступался ни своими принципами, ни вкусами, ни суждениями. Это были лед и пламень, север и юг. По словам Гогена: «один из нас был вулкан, другой тоже кипел, но внутренне». В мемуарах, написанных много лет спустя, Гоген хотел представить дело так, словно он был наставником В.В.Г., но его воспоминания грешат многими неточностями, так что верить им приходится примерно наполовину. Более того, если Ван Гог уже был к этому моменту полностью сложившимся мастером, то у Гогена пик мастерства был еще впереди, о чем, кстати, Винсент писал в письмах Тео.