10-я книга. Варкенские перемены.

Если разобраться в этом поглубже, то главным идеологом такого подхода к творческим порывам антальцев был никто иной, как Эд Бартон, который считал, – "Пусть уж лучше кто-то пустит на ветер лишнюю сотню миллионов галакредитов, чем мы пропустим жемчужину". Жемчугов, как это ни странно, Анталу удалось собирать куда больше, чем тратить денег впустую. Но это уже потому, что в Звёздное Княжество продолжали прибывать гении, не получившие признания в других мирах. Так группа ученых с Элласа, найдя полное понимание и прекрасно оснащённый научно-исследовательский центр в Антале, уже через год с небольшим выдала на гора опытный гипертахионный движитель, который, судя по всему, должен был вскоре дать этому огромному космолету возможность летать даже быстрее, чем это делали лантийские боевые машины.

Уже одно только это с лихвой окупало все затраты на развитие науки, техники и культуры вместе взятых, так как открывало галактическому человечеству путь в иные галактики. До этого дня даже Эд Бартон, отец звездного движителя, полагал, что со скоростью в пятьдесят миллионов раз большей скорости света, могут летать только корабли имеющие в длину не более двухсот метров. То, что звёздные движители, имеющие вид черных пирамид, были способны тащить на себе здоровенные транспортники с головокружительной скоростью, не шло ни в какое сравнение с тем, как быстро они могли летать самостоятельно. Наряду с такими громкими достижениями, всколыхнувшими всю галактику, наука Антала делала и куда более скромные открытия, которые становились известны только узкому кругу специалистов, а порой работа ученых и вовсе была закрыта от посторонних глаз.

Именно таким ученым был Ньют Клири, который спал тихим и безмятежным сном внутри своего Ленни. Его организм уже был полностью очищен от алкоголя и он просто спал, а не пребывал в трансе. Странности Ньюта никого особенно не волновали и то, что он умудрялся сочетать секс и выпивку, да, к тому же в таких количествах, не сокращало, а даже увеличивало число его поклонниц, которые считали, что он скорее всего поэт или композитор, самозабвенно работающий над очередным шедевром, а потому терпеливо ждали того дня, когда им будет позволено оценить его. Вот тут их всех, конечно, ждало жестокое разочарование, так как таланты этого парня с пышной гривой рыжих волос и лихорадочным блеском в бесовских, почти желтых глазах давно уже были по достоинству оценены в Звездном Антале и Веридор Мер не случайно так радостно обнимал его при встрече.

Ньют Клири, наконец, обрел своё счастье. В Звёздном Антале он получил в свое полное распоряжение отличный центр специального мониторинга, всю свою прежнюю команду, однажды собранную им на Дарлинге, познакомился с Ленни, обрёл свой собственный дом и получил свободный доступ к огромным винным погребам Веридора Мерка, в которых набрел на хранилище, битком забитое великолепным гейанским бренди. Но самое главное, Верди Мерк, которого он всегда недолюбливал, считая прохвостом, оказался не только отличным парнем, но и человеком держащим своё слово. Звёздный Князь однажды пообещал Ньюту, что тот получит доступ к самому лучшему во всей галактике аналитическому компьютеру и вот уже почти полгода он ликовал всякий раз, когда выходил на связь с Интайром, к которому имел допуск самого высшего, двенадцатого, уровня, что позволяло ему получать любую, даже сверхсекретную информацию.

В личном плане профессор Ньют Клири тоже не был обделен Звёздным Анталом. Он стал графом, миллиардером и владельцем роскошного старинного гейанского замка, подаренного ему его новым другом, Харди Вирровым. Так, внезапно, его страсть к коллекционированию, которая всегда сдерживалась бедностью старого учёного, получила материальное воплощение. Когда Харди грубо втолкнул его в двери замка, он чуть не брякнулся в обморок, увидев то собрание редкостей, которым тот был заполнен. До этого единственной ценностью Ньюта Клири была небольшая коллекция курительных трубок, в которой самой старой была изящная глиняная трубка пастуха-кочевника с Оршана, которой было сто сорок семь тысяч лет, а теперь у него имелось добрых полторы тысячи настоящих древнетерранских раритетов, некоторым из которых было за девятьсот тысяч лет.