— Этот человек находится в самом центре современного музыковедения, не говоря уже об области его особых интересов — исследовании творчества Бетховена, где ему нет равных. Все восхищаются его работами, к тому же он блестящий полемист. Одни его обожают и рукоплещут каждому его сочинению, другие проклинают и хотели бы, чтобы он поскорее ушел из музыкальной жизни.
— Ушел из жизни… то есть умер?
— Нет, приятель. Разумеется, не умер, просто утратил авторитет, был развенчан и признан бездарным.
— А на чьей стороне ты?
— Я полностью на стороне Томаса. Я уже несколько лет слежу за его работами и удивлен, что не слышал о его приезде.
— Думаю, он предпочитает держать это в тайне, так как приехал с особым, весьма особым концертом.
Даниэль, продолжая изучать программу, изумленно покачал головой:
— Десятая симфония Бетховена! Не может быть!
— Ты только что произнес ключевое слово: не может быть! Существует ли эта Десятая симфония в действительности?
— Этого никто не знает. Томас никогда не говорил, что ему удалось ее найти. Но он реконструировал ее на основе множества фрагментов, разбросанных по всей Европе, и тем самым окончательно вывел из себя самую простодушную и консервативную часть музыковедов. Существует около двухсот пятидесяти тактов первой части, хотя симфония обычно состоит из четырех. Если верить программе, которую ты мне только что вручил, завтра вечером он исполнит именно их.
— Вот увидишь, — сказал Дуран, с удовольствием наблюдая за волнением Даниэля, — концерт будет почти подпольным. Он нигде не объявлен и состоится не в публичном месте, а в частном доме Хесуса Мараньона, куда пригласили только избранных.
— Не важно, что придут немногие, ведь некоторые из них настроены весьма воинственно и могут появиться на концерте во всеоружии.
— Во всеоружии? Что ты имеешь в виду?
— Крики, топот, свист. Почти никто не сомневается, что после Девятой симфонии Бетховен собирался сочинить следующую, но нет никаких доказательств того, что фрагменты, собранные Томасом, предназначались для одной и той же части.
— То есть мы можем присутствовать при рождении музыкального монстра, некоего Бетховенштейна.
— Все зависит от того, как Томас «сшил» те немногие фрагменты, которые сочинил Бетховен. В сущности, я ожидаю услышать анданте ми-бемоль, а после него аллегро до минор. Это я почерпнул из специальной литературы. Но остается узнать, как Томас оркестровал эту вещь, потому что у нас не только мало нот, но мы не знаем, какие инструменты должны их исполнять.
— Разве этого нельзя понять исходя из практики того времени?
— И да и нет. Бетховен ломал каноны оркестровки. Чтобы было яснее: он первым применил в симфонии флейту пикколо и тромбон. А Томас может дать валторне музыкальную фразу, которую Бетховен доверил бы кларнету. Или наоборот. А разве ты не пойдешь со мной?
— Не могу. Я воспротивился тому, чтобы дочь Мараньона пела арию Баха в концерте Боба ван Асперена, который он давал в нашем зале, и после этого меня к ним не приглашают.
— Боб ван Асперен блестяще играет на клавесине. Но я лежал в постели с гепатитом и не мог прийти. Мараньон действительно просил об этом?
— Не просил, а требовал. Это сегодня его дочь добилась больших успехов, а два года назад, когда приезжал ван Асперен, бедняжка выла, как девчонка в «Изгоняющем дьявола».
— И хорошо сделал, что отказал ему. Что он возомнил о себе?
— Он возомнил себя всесильным, как бог. Знаешь, как его прозвали? Хесус Всемогущий! Кстати, Мараньон своими интригами добился, чтобы мне заморозили бюджет на следующие два года. И при малейшей возможности он дискредитирует меня публично.
— Откуда же у тебя это приглашение?
— Использовал свои связи.
— Завтра ровно в восемь. Я обязательно пойду. Нет, подожди!
— В чем дело? Только не говори, что у тебя неотложное свидание!
— Я обещал Алисии встретить ее в аэропорту.
— Тогда забудь об этом. Я не хочу разрушать ваш союз.
— Ни за что. Я как-нибудь все улажу. Пошлю туда такси или попрошу кого-нибудь ее встретить. Даже взрыв атомной бомбы не помешает мне пойти на концерт.
— Если Томас окажется мошенником, мы выведем его на чистую воду — ты меня слышишь? Отправляйся на концерт и будь моими глазами, ушами и всеми остальными чувствами. Не пропусти ни одной подробности. Меня не интересует, чем этот тип занимался до сегодняшнего дня. А если он породил вместе с Бетховеном какого-нибудь ублюдка, мы сокрушим его и его покровителя, Хесуса Мараньона.
Даниэль молчал и с отсутствующим видом глядел в просторные окна за спиной у Дурана.
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем. Просто вспомнил, что некоторые эрудиты утверждают, будто бы где-то в Европе хранится полная рукопись Десятой симфонии Бетховена, ждущая своего часа.
Дуран воздержался от комментариев. Он просто улыбнулся — фальшиво и лицемерно, как умеют только очень изворотливые и развращенные политики, которым явно есть что скрывать.
Глава 4