10 мегагерц (СИ)

— Можно, отчего же нельзя, — после здоровенной порции совершенно диетической пищи я был в очень благодушном настроении.

— А можно рецепты посложнее?

Вот как. Я тут, понимаете, надрываюсь, ищу с ингредиентами попроще, без всяких устриц и охлажденных мидий с южного побережья, а тут такие заявочки. Немного поговорив, я с удивлением выяснил, что «рецепты с радио» пошли в народ. Нет, «книга о вкусной и здоровой пище» была у многих, но то книга, а то свое, местное и кондовое. Одинаково хорошо заходили как блюда национальных кухонь СССР, типа хачапури и дюшбары, так и общемировые, типа гамбургеров. Не, ну а что такого? Взять котлету, накрыть ломтиками порезанных соленых огурцов, сыра и, засыпав всякой всячиной, засунуть между двух кусков хлеба. Получается по-любому вкуснее, чем просто котлеты вприкуску жевать.

В общем, уходил я из столовой сильно задумчивым. Придя на студию, я пересказал Алевтине случившее в столовой, одновременно посетовав на недостаток обратной связи от народа. Дескать, пашем-пашем, а в ответ фиг да нифига. Ладно, телефон — редкость нынче, но написать-то могли же?

— Как это нет писем? Под нас уже отдельную комнату на почте выделили, — она смотрела на меня удивленно, словно пытаясь понять, не шучу ли я.

* * *

Как мы пропустили такое, до сих пор не понимаю. Оказывается, нам писали, да еще как писали. Каждый день почтовики сгружали в наш адрес если не целый, то половину мешка писем точно. А так как какого-то регламента работы с почтой до сих пор никто не удосужился сообразить, то почта копилась, изредка забираемая девочками из отдела информации райкома для каких-то своих целей. Алевтина, добрая душа, считала, что так и надо, и никому не говорила про такое…

— Это все нам? — обводя взглядом заваленную под потолок комнату, потрясенно произнес Андрей. — Я как-то представлял себе другое…

— Кажется, да, — я наклонился и взял первое попавшееся письмо. От Синичкиной Алены, ученицы 7А класса. Адрес назначения «город Калинин, радиостанция». Открыл. В нем сообщалось, что их класс выиграл школьное соревнование и получил красный вымпел передовиков учебы. Просили передать весть об этом по радио. Нда-с.

Взял следующее. Некий Артемий Павлович очень изобретательно ругал Валентину, обвиняя ее в принижении деревни Быхова Слобода. Странно, когда это она умудрилась?

Еще одно. Во, это по мою душу. Гнобят за то, что понапрасну заставляю народ тратить запасы сыра, а он, между прочим, дорогой, и да еще фиг укупишь. Требуют заменить на другую молочную продукцию. Например, на ряженку или хотя бы на сметану.

— И что будем делать? По-хорошему, надо на все эти письма ответить. Или хотя бы прочитать, — я стукнул пальцем по письму. — А то будем оправдываться, почему ряженкой нельзя поливать сметану…

— Завтра же пойду и провентилирую вопрос. А то конкурс провели, штатное увеличили…

Я же решил не откладывать дело в долгий ящик и нагреб себе пачку писем. Все равно до банкета делать совершенно нечего.

* * *

Придирчиво крутясь перед зеркалом, я пытался осмыслить свое отношение к прочитанному. Нет, в том, что нас будут ругать, я даже не сомневался. Но вот то, за что именно нас будут ругать… Вообще-то я ожидал макания в грязь за лишние кубометры и тонны. Ну, не верю, что в отдел информации поступает правдивая информация, и все тут. Однако ругали нас совершенно за другое. Например, я с удивлением узнал, что у Алевтины слащавый голос и из-за него муж ушел к другой. Дескать, у той приемник более новой модели, и слышно лучше. Поэтому требуют вернуть мужа, а Валентину показательно пропесочить, как разлучницу.

А я? Ну, еще могу принять обвинение в том, что произношу ВКП(б) совершенно не так торжественно, как положено. Есть грешок, тут согласен. Но что делать с признаниями в любви? Я как-то не ожидал, что почти половина писем внутри содержала разрисованные цветными карандашами листики с просьбами-требованиями-пожеланиями немедленно обратить на авторш свое внимание. И ладно бы цветочки и вензелечки всякие… Куча писем содержала внутри фотографии моих будущих избранниц! Слава СССР, изображения были исключительно целомудренные.

Алевтина уже давно переоделась и сейчас просто окончательно наводила лоск, исправляя какие-то мелочи, видимые исключительно женскому глазу. Дожидаясь ее, я было даже начал раскладывать фотографии по кучкам, группируя их по моделям причесок, но не успел.

— Брянцев, ты где? — из коридора раздался голос Ивана Семеновича. Я выглянул и помахал рукой.

— В общем, по тебе прошла информация… — начал он, оттащив меня в тихий уголок и убедившись, что нас никто не подслушивает.

Выслушав в первый раз, я не поверил своим ушам и попросил повторить. Ух ты! Вскрылась причина внезапного наплыва иностранцев на наш город: я тщательно скрываемый от всех сын Хрущева.

— А от кого я скрываюсь? И что случилось с настоящим сыном Никиты Сергеевича? — я пытался подобрать варианты.

— Зачем скрываешься, пока не выяснили. А Леонид Никитович погиб в бою, в марте 1943го.