10 мифов об СССР

Да, Карл Маркс в «Манифесте…» говорил о трудовых армиях. Однако всякий, кто возьмет за труд заглянуть в «Манифест…», может убедиться, что Маркс выдвигает это предложение в связи с осуществлением всеобщей обязательности труда (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 4. С. 447), а вовсе не в связи с кооперированием крестьянства и уж тем более не в связи с насаждением сталинских колхозов. Что же касается преобразования мелкого крестьянского единоличного хозяйства при помощи кооперации, то на этот счет и Карл Маркс, и Фридрих Энгельс, и Владимир Ильич Ленин выдвигали требования, прямо противоположные сталинской политике массовой коллективизации. Следует сказать и о том, что основы сталинской политики коллективизации и раскулачивания были навязаны стране Сталиным и его сторонниками в обход иных по духу и букве решений партийных съездов, в нарушение действовавшего устава партии и в нарушение советского законодательства.

На Сталине и созданной при его участии системе бюрократического командования крестьянством лежит прямая ответственность за голод 1932/33 года и его последствия. Но Резуна не может удовлетворить этот исторический факт. Ему обязательно нужно преподнести эту трагедию в возможно более леденящем душу виде. И тут он опять по своему обыкновению пускается на передержки.

Несомненно, голод был неизбежным следствием бюрократической системы изъятия из деревни через колхозы возможно большей массы хлеба и других сельхозпродуктов. Однако он не был заранее умышленным преступлением. Иначе почему голод обрушился только на неурожайные районы? Почему для этих районов несколько раз пересматривался план хлебозаготовок в сторону снижения?

Вина Сталина состоит в том, что он, во-первых, создал систему, которая с тупым бюрократическим упрямством пыталась заготавливать нереальные объемы хлеба в неурожайных районах (несмотря на пересмотр планов заготовок, эти планы остались все же завышенными). Во-вторых, когда голод в дочиста ограбленных неурожайных районах стал реальностью, сталинское руководство с большим запозданием (лишь весной 1933 года) стало принимать меры продовольственной и семенной помощи голодающим. Вполне вероятно, что Сталин хотел использовать голод как инструмент запугивания крестьянства. Но не единоличников, не желавших идти в колхозы, а, напротив, как инструмент запугивания колхозных и совхозных крестьян и их руководителей, пытавшихся оказывать сопротивление тупой бюрократической машине хлебозаготовок, настроенной лишь на одну установку – выжать досуха. Тем самым Сталин ценой человеческих жизней утвердил известный остаточный принцип в заготовках – сначала сдай государству по плану, потом еще сверх плана, а если ничего не останется – значит, не повезло.

Эта политика достаточно преступна сама по себе, и все же Резуну надо было обязательно высосать из пальца кошмарный план специального истребления крестьянства большевиками. К слову сказать, и красный террор, и голод 1932/33 года Резун готов свалить на что угодно – и на марксистскую идеологию, и на замыслы большевистской партии, и на преступные наклонности ее активистов. Но ни разу в связи с этими трагическими событиями Резун не упоминает имя Сталина. Какой трогательный пиетет! Виноваты все, кроме вождя и учителя, отца народов и гениального стратега. Любопытная закономерность – практически каждый антикоммунист, и Резун здесь отнюдь не исключение, гораздо сильнее проклинает Ленина, или Маркса, или коммунизм вообще, нежели Иосифа Виссарионовича, по отношению к которому (хотя бы время от времени) испытывает даже нечто вроде обожания[336].