10 мифов Советской страны

На следствии перед процессом 1938 г. Бухарин утверждал: «Радек мне говорил, что Троцкий считает основным шансом прихода блока к власти поражение СССР в войне с Германией и Японией и предлагает после этого поражения отдать Германии Украину, а Японии — Дальний Восток. Радек мне сообщил об этом в 1934 г. …»[256] Что это, выдумка или интерпретация? Если интерпретация, то о чем говорили Троцкий и его сторонники, а потом Радек и Бухарин? Для того чтобы понять логику обсуждений в оппозиционных и эмигрантских коммунистических кругах, достаточно вспомнить об опыте большевиков 1917—1918 гг. и спорах 20–х гг. Если Сталин потерпит поражение в войне, то это приведет к его падению и возвращению к власти большевистской или левосоциалистической коалиции. Для укрепления новой власти, как и в 1918 г., придется заключить с немцами (а теперь еще и с японцами) «похабный мир», придется предоставить самостоятельность Украине и фактически отдать ее немцам. А потом, укрепившись, вызвав в Германии революцию, вернуть все упущенное с прибытком. Это уже проходили. Противники Сталина могли говорить о вынужденных мерах в случае поражения (это вполне соответствует открытой позиции Троцкого). Сталин заставил Бухарина и других подсудимых признавать, что они желали делать уступки врагам СССР. Но даже на процессе Бухарин говорил (в явном противоречии с тенденцией следствия): «Мы рассчитывали, что немцев надуем и это требование не выполним»[257]. Здесь тоже видны отголоски реальных бесед, соответствующих большевистской тактике времен революции.

Когда готовились процессы над противниками Сталина, из всего многообразия оппозиционных бесед «сценаристы» выбирали то, что в наибольшей степени компрометировало оппозиционеров. Но в копилке политического опыта большевиков был не только Брестский мир, но и Октябрьский переворот. К тому же в ЦК была группа людей, готовая выступить против Сталина. Но только при условии, если будет гарантия: за выступление против Сталина не арестуют в зале заседания. А для этого нужно взять зал под свою охрану.

Политический заговор нуждается для осуществления своих целей в силовом рычаге. Есть немало оснований считать, что и в РККА были «генералы» (даже не «сто прапорщиков»), обсуждавшие политические вопросы и надеявшиеся вмешаться в политическую борьбу. «Весь тридцать шестой год я прожила в Ленинграде… — вспоминала жена одного из арестованных военачальников Л. Брик. — И в это время я, чем дальше, тем больше, замечала, что по вечерам к Примакову приходили военные, запирались в его кабинете и сидели там допоздна. Может быть, они действительно собирались свалить тирана»[258]. Здесь необходимо напомнить, что закрытые встречи партийцев во внеслужебной обстановке строжайше не рекомендовались и воспринимались как фракционность. И тем не менее военные шли на риск, проводили такие встречи. Значит, и темы обсуждения были нелегальны.

Вспоминая об отношении сталинцев к военным, Каганович говорил: «Что многие из них носили у себя в портфеле жезл Наполеона — это несомненно. Тухачевский был, по всем данным, бонапартистских настроений. Способный человек. Мог претендовать»[259].

***

Систематическая подготовка Большого террора началась с момента убийства Кирова 1 декабря 1934 г. Не вдаваясь здесь в действительные обстоятельства убийства Кирова, напомним, что бытуют три версии этого события: действовал одиночка, убийство было организовано Сталиным или оппозицией. На сегодняшний день нет убедительных доказательств, что убийство стало результатом заговора. Но современники этого не знали, и подозрение пало на «левых экстремистов», то есть на зиновьевскую группу, которая продолжала вести пропагандистскую работу в Ленинграде. Сталин либо воспользовался ситуацией, либо, на что указывает множество обстоятельств, сделал вывод, что началась охота на него и сталинцев в руководстве. И решил, что пора действовать решительно[260].

До 1 декабря 1934 г. Сталин был готов терпеть оппозиционные разговоры при условии, что они будут происходить в узком кругу. Но вот кто–то стал расчищать с помощью террора дорогу к власти оппонентам Сталина. И Сталин решил, что ждать больше нельзя — началось широкомасштабное расследование контактов оппозиционеров. Теперь связь коммуниста с оппозиционером считалась преступной. И это «преступление» было массовым.

***

Сегодня обсуждается существование различных группировок, которые в это время представляли угрозу для Сталина и его ближайших соратников в середине 30–х гг.:

1. Левые радикалы (в том числе сторонники Троцкого и Зиновьева), преимущественно молодежь. Некоторые леваки мечтали о повторении подвигов «Народной воли».

2. Коммунистические идеологи, обсуждающие различные тактические способы устранения сталинской группы и восстановления внутрипартийной «демократии».

3. Внепартийные интеллектуалы — «спецы», бывшие члены оппозиционных партий.