10 минут 38 секунд в этом странном мире

Сама того не желая, Лейла расплылась в улыбке. Она попыталась расслабиться. Наверняка все это шутка. А что же еще? Никто в их семье не воспринимал тетю всерьез, так почему она должна это делать? Высказывания тети имели не больше веса, чем вздохи бабочки или капли росы на прохладной траве.

Здесь и сейчас Лейла решила забыть о том, что слышала. Без сомнения, именно так и надо поступить. Однако зерно сомнения все же запало в ее сознание. Часть ее существа стремилась открыть правду, к которой она, в общем, пока не была готова, а может, никогда не будет. Лейла против собственной воли ощущала, что между ними с тетей осталось нечто недосказанное, словно путаное сообщение на далеких радиоволнах, вереница слов, которую хоть и доставили, но разобрать ее никто не в силах.

Спустя полчаса Лейла уже сидела на своем обычном месте на крыше, держа в руке ложку с небольшим количеством воска, ее ноги свисали с края крыши, словно пара крупных сережек. Несмотря на то что дождя не было вот уже несколько недель, камни казались скользкими, и двигаться приходилось аккуратно, ведь если упасть вниз, можно сломать что-нибудь, а если и не сломаешь, мамина расправа неминуема.

Прикончив угощение, которым она была поглощена так же, как канатоходец своим выступлением, Лейла мелкими шажками устремилась к дальнему краю крыши, куда отваживалась ходить очень редко. Остановившись на полпути и уже собираясь повернуть назад, она вдруг услышала какой-то звук, тихий и приглушенный, словно удары крыльев мотыльков о стекло фонарика. Затем звук стал слышнее. Тысяча мотыльков. Заинтересовавшись, она пошла на звук. И там, за стопкой ящиков, внутри большой проволочной клетки сидели голуби. Много, много голубей. По обе стороны клетки стояли плошки со свежей водой и едой. Газеты, расстеленные внизу, были испачканы пометом, но в остальном голуби казались очень даже чистыми. Кто-то хорошо заботился о них.

Рассмеявшись, девочка захлопала в ладоши. В ней вдруг поднялась волна нежности, лаская ее горло, словно пузырьки любимого напитка под названием газоз. Ей хотелось оберегать тетю, несмотря на все ее слабости, а может, даже благодаря им. Однако вскоре это настроение сменилось замешательством. Если тетя Бинназ не обманула с голубями, может, она и с другим не обманывает? А что, если она и вправду ее мама? У них ведь одинаковые прямые вздернутые носы, обе чихают, когда только просыпаются, словно страдают легкой аллергией на первые лучи дневного света. У них также есть общая странная привычка посвистывать, намазывая на тост джем или масло, и выплевывать виноградные косточки и кожицу помидора. Девочка попыталась припомнить, что еще у них есть общего, но мысли продолжали возвращаться к следующему: все эти годы она опасалась цыган, воровавших маленьких детей и превращавших их в пустоглазых попрошаек, но, возможно, следует куда больше опасаться того, что происходит в собственном доме. Возможно, именно домашние вырвали ее из маминых рук.

Впервые за все время Лейла сумела немного отступить и подумать о собственной семье как бы со стороны, однако от того, что она приметила, ей стало не по себе. Она всегда считала, что они нормальная семья, как и все прочие в этом мире. Теперь девочка начала сомневаться в этом. А вдруг они все же отличаются – в чем-то изначально не правы? Пока она еще не понимала, что детство заканчивается не переменами в организме и не пубертатом, а в тот момент, когда человек способен увидеть собственную жизнь глазами постороннего.

Лейла всполошилась. Она любила маму и не хотела думать о ней плохо. Любила она и баба́, хотя и побаивалась порой. Она печально размышляла над ситуацией, пытаясь успокоиться, обхватив себя руками и то и дело втягивая полные легкие воздуха. Лейла и не знала даже, во что ей теперь верить, в каком направлении двигаться, она словно заблудилась в лесу: тропки впереди метались туда-сюда и множились на глазах. Кому в ее семье можно верить: папе, маме или тете? Лейла огляделась по сторонам, словно в поисках ответа. Вроде бы все было по-прежнему. И в то же время с этого момента по-прежнему уже не будет.

Привкус лимона и сахара таял у нее на языке, да и чувства все смешались и спутались. Спустя годы она станет думать об этом моменте как о мгновении, когда впервые поняла, что кажущееся не всегда соответствует действительности. Ведь может же кислое скрываться под сладким, и наоборот, в каждом здравом уме есть частичка безумия, а из глубины больной души поблескивает крупица здравого смысла.

До этого дня она старалась не показывать свою любовь к маме в присутствии тети. А теперь и свою любовь к тете будет держать тайком от мамы. Лейла начала понимать, что нежные чувства всегда должны скрываться, что такое можно демонстрировать лишь при закрытых дверях, а после никогда не обсуждать. От взрослых она научилась только такой форме любви, и эта наука привела к печальным последствиям.

Три минуты