10 минут 38 секунд в этом странном мире

На мужчине был жилет цвета хаки с несколькими карманами. Именно эта деталь привлекла внимание Лейлы раньше остальных. Она подумала, что такая вещь может пригодиться разве что фотожурналисту или человеку, которому есть что скрывать. Что-то в его поведении напомнило Лейле о медузе, но не той, что плавает в море, а той, что сидит под стеклянным колпаком, – прозрачные щупальца теснятся в ограниченном пространстве. Казалось, его ничто не держит и его тело – пассивная масса, подчиняющаяся каким-то иным законам прочности, масса, способная в любой момент принять текучую форму.

Положив ладони на стол и подавшись вперед всем своим неимоверным корпусом, Гадкая Ма подмигнула посетителю:

– Вот она, мой паша, – Текила Лейла! Одна из самых лучших у меня.

– Ее так зовут? Почему вы ее так называете?

Он окинул Лейлу взглядом с головы до ног.

– Потому что она беспокойная, вот почему. Она спешит жить. А еще она жизнерадостная – жадно закусывает кислым или горьким, опрокидывая рюмки с текилой. Я сама ее так назвала.

Мужчина невесело рассмеялся:

– Тогда она прекрасно подойдет мне.

Наверху, в той же самой комнате, где всего несколько минут назад она рассматривала идеальную фигуру Софи Лорен в белом кружевном платье, Лейла сняла с себя одежду. Цветастую юбку и топик от бикини – розовую штуковину в рюшках, которую она ненавидела. Потом стянула чулки, но бархатные тапочки снимать не стала, словно в них она чувствовала себя безопаснее.

– Как ты думаешь, эта сучка следит за нами? – тихо пробормотал мужчина.

– Что? – Лейла удивленно посмотрела на него.

– Хозяйка снизу. Она наверняка следит за нами.

– Разумеется, нет.

– Посмотри, вон! – Он указал на щель в стене. – Видишь ее глаз? Видишь, как он двигается? Дьяволица!

– Там ничего нет.

Он прищурился – его взгляд заволокли ненависть и злость.

– Ты работаешь на нее, с чего я должен тебе верить? Ты служанка дьявола.

Внезапно Лейле стало страшно. Она сделала шаг назад, откуда-то из живота поднималась дурнота. Лейла понимала, что в этой комнате она осталась один на один с душевнобольным человеком.

– Шпионы следят за нами.

– Поверь, тут никого нет, – успокаивающим тоном произнесла Лейла.

– Заткнись! Глупая сучка, ты ничего не знаешь! – проревел он, а потом снова понизил голос: – Наш разговор записывают. Они повсюду развесили камеры.

Он принялся постукивать по своим карманам, а речь его превратилась в неразличимое бормотание. Он вынул небольшой пузырек. Когда мужчина вытащил пробку, она прозвучала словно сдерживаемый стон.

Лейла испугалась. В замешательстве она двинулась к нему, чтобы разглядеть содержимое бутылки, а потом передумала и попятилась назад, в сторону двери. Если бы не изящные тапочки, которые она так обожала, ей бы удалось сбежать быстрее. Она споткнулась, потеряла равновесие, и жидкость, которой он плеснул на нее всего секунду назад, угодила в спину.

Серная кислота. Он собирался вылить остаток ей в лицо, но Лейле удалось выскочить в коридор, пусть даже кислота сжигала ее плоть. Боль была ни с чем не сравнимая. Не в силах дышать, она прислонилась к стене, точно брошенная швабра. Голова кружилась, но все равно она из последних сил потащилась в сторону лестницы и там вцепилась в перила, чтобы не упасть. Когда наконец у нее получилось издать звук, яростный и одичалый, ее голос словно надломился, оглашая все комнаты борделя.

Там, куда пролилась серная кислота, на полу осталась дыра. После того как ее выпустили из больницы – рана так никогда и не зажила полностью, – Лейла часто посиживала возле этой дырки. Она водила пальцем по ее краям, ощупывая неопределенную форму и неровные границы, словно у них был какой-то общий секрет – у нее и половицы. Если долго смотреть на темную дырку, она начинает кружиться, словно вихрики на поверхности кофе с кардамоном. Это как тогда, когда ребенком она видела движущегося оленя на ковре, теперь она видела вращения кислотной дырки.

– Он мог бы попасть тебе в лицо, – сказала Гадкая Ма. – Ты в рубашке родилась.

Клиенты соглашались с этим мнением. Они говорили, мол, Лейле страшно повезло, что не пришлось прекратить работу из-за увечья. Теперь ее популярность увеличилась – спрос на нее значительно возрос. Она была проституткой с историей, и, похоже, мужчинам это нравилось.

После этого нападения количество полицейских на улице борделей возросло – примерно на две недели. Всю весну 1966 года насилие лишь усиливалось во всех уголках города: сталкивались политические группировки, кровь смывалась кровью, студентов убивали в университетских кампусах, плакаты на улицах становились все яростнее, их тон – более настойчивым, и вскоре дополнительных полицейских перевели куда-то еще.