10 способов умереть

Здесь живет семья Викхольм, так было написано на табличке почтового ящика у дома в Поарпе, у которого притормозила и припарковала «Дукати» Лилья. Именно здесь жили родители Понтуса Милвоха. Или Понтуса Хао Викхольма, как его звали в те времена. В красном кирпичном доме со спутниковой антенной, навесом для машины и небольшой лужайкой, газон которой недавно был подстрижен.

Она была здесь весной, чтобы сообщить, что их дочь, разносчица газет Сони Викхольм, была найдена убитой. Это одна из худших составляющих ее работы. Дети не должны умирать раньше, чем их родители. Точка. Она приехала сюда сегодня для того, чтобы подвергнуть их кое-чему еще более страшному: она должна рассказать, что их сын с большой долей вероятности является серийным убийцей.

В этом деле не было ничего нормального. Ничего. Случайные совпадения, казалось, никак не хотели заканчиваться, и даже если это и было вполне логично, что именно она отправилась сюда сообщить обо всем, она ничего так не хотела, как чтобы Тувессон попросила съездить кого-то другого.

Она всей душой хотела бы избежать этого разговора с родителями Милвоха, и как только поставила на подножку «Дукати» и сняла шлем, то сразу почувствовала тот же дискомфорт, что и в прошлый раз, когда была здесь. Та атмосфера, которая царила в доме, когда она рассказывала о смерти их дочери, вызвала у нее желание вылезти из собственной шкуры.

— О, а вот и вы! — крикнула женщина с фарфорово-бледной кожей и вьющимися каштановыми волосами, которые, казалось, расчесывали бесконечное количество раз перед ее визитом. — Здравствуйте и добро пожаловать, — продолжила она и жестом пригласила войти в дом. — Бёрье уже ждет вас.

— Здравствуйте, Инг-Мари. — Она сделала шаг в прихожую, где все было в коричневом цвете.

— Вот мы и встретились снова. — Женщина протиснулась мимо Лильи и потянулась к двери, чтобы самой закрыть ее. — Сюда вы можете поставить обувь и сразу проходите в дом. — Она засмеялась и вытерла пот со лба, который блестел на солнце.

Гостиная тоже была в коричневых тонах. Пол покрыт бежевым ковровым покрытием, которое было уже достаточно старым, а стены обиты пластиковыми панелями с рисунком «под дерево». Два окна затемнены зелеными вьющимися растениями, которые эффективно закрывали большую часть дневного света. Телевизор в комнате был настолько огромным, что она стала размышлять о том, как они вообще принесли его сюда.

Мужчина сидел в кресле и не делал никаких попыток встать, чтобы поздороваться. Вместо этого он нажал на одну из кнопок на подлокотнике так, что запустилась функция массажа, и кресло завибрировало.

— Дорогой, полиция уже здесь. — Женщина повернулась к Лилье. — Присаживайтесь и наливайте себе кофе.

Лилья обогнула кофейный столик, на котором стояли кофе, сливки и лежал мраморный кекс, и села на самый край обитого плюшем дивана, не уверенная, стоит ли перейти прямо к делу или попытаться поговорить сначала о чем-то другом. — Как вы, вероятно, поняли, в этот раз дело касается вашего сына Хао.

Женщина кивнула.

— Да, мы уже давно не получали от него весточки.

— Понимаю. И, к сожалению, у меня не очень хорошие новости. — Она замолчала и стала ждать их реакции.

Как и в прошлый раз, когда она была здесь, мужчина пристально смотрел в одну точку в нескольких сантиметрах перед собой, и если бы он время от времени не моргал, то она бы всерьез подумала, что он мастерски сделанная восковая кукла. Женщина же, в свою очередь, сглотнула, хотя и не брала ничего в рот и часто моргала. Она смотрела то на мужа, то на кофе, то на кекс. На экзему под слишком тугим обручальным кольцом.

— Вот как, — наконец сказала она. — Он тоже убит или как?

— Нет, — сказала Ирен, застигнутая врасплох этим вопросом. — Честно говоря, мы не совсем уверены в том, что он жив. Но причина, по которой я приехала сюда, — сказать вам, что…

— Бёрье, может, мамочка подаст тебе чашку с кофе? — перебила ее женщина и повернулась к мужчине, который коротко кивнул. — Мы же не хотим, чтобы он остыл. — Она рассмеялась, вытерла салфеткой пот с верхней губы и налила кофе в чашку вместе с капелькой сливок и четырьмя кубиками сахара. — Держи, дорогой. — Она передала чашку дрожащей рукой. — Извините, на чем мы остановились?

— Ваш сын, — сказала Лилья, осознав, что ей, по-видимому, никто кофе не подаст, и это было даже хорошо, потому что тяга к кофе исчезла, а мраморный кекс не был ее любимым. — Все говорит о том, что только за последний месяц он убил по меньшей мере пятерых человек.

Женщина снова сглотнула.

— Вы, возможно, читали о некоторых убийствах в газетах?

— Мы почти не читаем газет. Верно, Бёрье? Я права? В них столько чепухи и лжи, что это все невозможно читать. Разве ты обычно не так говоришь?

Мужчина прихлебывал кофе с таким видом, будто ничего так не хотел, кроме того, чтобы этот момент когда-нибудь закончился и он смог продолжить свою жизнь перед телевизором.

— Понятно, но вот в чем дело. Ваш сын…