10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин

Крестьяне, измученные малоземельем и выкупными платежами, делили меж собой помещичьи пашни и луга и громили усадьбы – чтобы барин не возвращался. В европейских губерниях волнения охватили более половины уездов. «Весть о мире воспринималась народом, видящим в нем знак нашего поражения, крайне враждебно, – запомнилось юной Марии Столыпиной, дочери саратовского губернатора, в будущем премьер-министра Петра Столыпина. – Народные бунты в деревнях усиливаются, крестьяне жгут имения помещиков, уничтожают все, что попадается им под руку: библиотеки, картины, фарфор, старинную мебель и даже скот и урожай. Почти никогда крестьяне ничего не крадут, но ярким пламенем горят помещичьи дома, скотные дворы, сараи, амбары…».

Бастовали рабочие – печатники, металлисты, железнодорожники, столяры, горняки, телеграфисты и даже конторские служащие от Варшавы и Ростова-на-Дону до Иркутска и Читы. Возмущение взяли под контроль социалистические партии. Стачечники требовали народного представительства, свободы слова, печати и собраний, создавали советы рабочих депутатов. Во многих местах дело доходило до кровавых столкновений с полицией и казаками. В декабре митинги и манифестации переросли в вооруженные восстания в Москве, городах южных губерний, Поволжья, Сибири. Первопрестольную власти объявили на чрезвычайном положении, хотя вернее было сказать – на военном. На улицах и площадях Москвы шли настоящие бои: пушки и пулеметы против винтовок, револьверов и самодельных бомб.

Беспорядки случились и в Самаре, где проездом оказался Василий Янчевецкий, возвращаясь с Дальнего Востока. То ли стрелка внутреннего компаса, то ли очередная телеграмма побудили его вновь согласиться на службу в Азии. Заочно, приказом по Путевой канцелярии Туркестанского генерал-губернатора от 8 декабря 1905 года он был «назначен в распоряжение» губернатора – неутомимого Деана Суботича, не усидевшего в Санкт-Петербурге. Неизвестно, почему Янчевецкий задержался в Самаре (он замалчивал и этот фрагмент своей биографии). Но приказом от 31 декабря он «откомандирован от Путевой канцелярии Туркестанского генерал-губернатора». Со 2 января 1906 года Василий Григорьевич редактирует «Голос Самары» [17].

Газета создавалась по инициативе губернского предводителя дворянства, издателем стал городской голова Сергей Постников, и заявлена она была «органом Партии порядка на основаниях манифеста 17 октября». Местной партии, которая вскоре вольется в «Союз 17 октября» – контрреволюционную, как характеризовали ее советские историки, партию крупных помещиков и торгово-промышленной буржуазии. «Союз 17 октября», без преувеличения, был антиреволюционным. 17 октября 1905 года Николай II издал «Манифест об усовершенствовании государственного порядка». Государь обещал «даровать незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов», привлечь к намеченным выборам в Государственную Думу «те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав» и «установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы».

«Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиною, – просил, а не указывал император, – и вместе с нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле». Октябристы считали манифест достаточным основанием для надежды на коренное преобразование государства. «Цель издания, – разъяснялось на первой полосе „Голоса Самары“, – способствовать мирному всестороннему развитию края и родины и бороться со всякими проявлениями анархии». «Гражданская свобода понята была огромным большинством населения в смысле разрешения всякого насилия, грабежа, бесчинства и на первых же порах превратилась в необузданное своекорыстие и анархию», – сожалели авторы (или автор), писавшие под псевдонимами, и одновременно констатировали: «Мы до сих пор не прониклись сознанием всей важности избирательной миссии, которая возложена на всех нас, от богача до бедняка»; «Не подготовлен еще наш народ к партийной борьбе. Он мечтает о твердой и справедливой власти и законности и ждет всего этого от царя-батюшки, а сам что-либо предпринять для успокоения родины боится…» [18].