Читаем 10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин полностью

Прибывший в Новочеркасск Михаил Алексеев, бывший начштаба Верховного главнокомандующего, опубликовал воззвание о создании Добровольческой армии «для спасения чести, веры и родины». Вскоре к нему присоединился Лавр Корнилов, бывший главнокомандующий. Однако на юге России перевес сил был у большевиков, и добровольцам числом в полтора полка пришлось оставить Ростов. В Яссах об этом не знали. В начале марта отряд Дроздовского вышел на марш. Буквально с ходу он выбил красных из Ростова, помог казакам освободить Новочеркасск и влился в Добровольческую армию.

Василий Янчевецкий тоже покинул Яссы. «После начала гражданской войны отец в Яссах получил несколько предложений от иностранных телеграфных агентств служить у них с последующим отъездом за границу, – объяснял в своей книге Михаил Янчевецкий. – Но отец отказался… Он решил возвращаться в Россию, сказав: „В час испытаний каждый русский должен быть со своим народом“. Весной 1918 года мы двинулись в путь, сами еще не зная куда, но на родину…» [5].

***

Конечно же, Василий Григорьевич слышал о мире, который большевики 3 марта заключили с немцами и их союзниками: Россия отказывается от Финляндии, Прибалтики, Польши, Белоруссии, Украины и южных областей Кавказа, полностью демобилизует армию и разоружает флот; германские войска остаются на оккупированных территориях восточнее обговоренной линии до полного окончания войны. Для страны, понесшей великие жертвы, это был не мир, а позор. И Янчевецкий тогда не скрывал мотивов своего возвращения: «Я оставил спокойную жизнь за границей и пробрался через Украину и большевистский фронт, чтобы участвовать в борьбе с большевизмом и в возрождении родины» [6].

Ехали впятером: Василий Григорьевич, Женя, Миша, Мария Маслова – верный помощник-секретарь и Николай Можаровский – бывший служащий типографии штаба Румынского фронта. Ехали через Украину, где наводили порядок германские войска. «Немцы протягивали щупальца ко всем крупным центрам Малороссии, с целью постепенно занять весь юг России и создать себе прочную продовольственную базу для продолжения борьбы на западе, – переживал генерал Лукомский, посланный командованием Добрармии на Украину для связи с офицерскими организациями. – Один из обывателей правильно характеризировал чувство, которое испытывало большинство: «Шкура радуется, что мы освобождены от большевиков, а душа болит, что это сделано немецкими руками» [7].

Какими дорогами Янчевецкие следовали дальше, что видели и думали – неизвестно. Советская власть уже диктовала новые условия жизни: национализации, реквизиции, ограничения в правах имущих и образованных классов. Уже действовали «чрезвычайки». Власть пролетариата на местах была непререкаемой, мнительной, мстящей за былые обиды: вернувшегося с фронта офицера за отказ снять погоны могли приговорить к каторжным работам, а буржуазию, к коей причисляли всех, не занятых физическим трудом – обложить денежной контрибуцией. Однако, по словам Лукомского, постоянного террора еще не было: расправлялись с отдельными лицами, которых считали опасными и контрреволюционно настроенными.

На исходе мая наши странники оказались в Самаре. Там узнали о чехословацком мятеже. Чехословацкий корпус, доблестно воевавший в русской армии, был сформирован из сдавшихся в плен славян – подданных Австро-Венгрии. Большевики согласились отправить корпус в Европу, но кривым путем – по морю из Владивостока. Когда в Совнаркоме решили во избежание эксцессов разоружить корпус, эшелоны были в пути. Разумеется, чехословаки оказали сопротивление. И стали опорой антисоветских переворотов от Пензы до Омска.

8 июня чехословацкие части заняли Самару. Власть перешла к комитету членов Учредительного собрания, поддержанному офицерской организацией. Объявили запись добровольцев в Народную армию. Армия собралась маленькая, но боевая. Ее первые успехи облегчили мобилизацию. На пике побед батальоны полковника Каппеля, поддержанные чехословаками, взяли Казань и удерживали ее месяц. Но жители городов и деревень Поволжья в целом не горели желанием воевать с Советами. Как вспоминал начальник оперативного отдела штаба Народной армии Павел Петров, среди крестьян, пока все шло хорошо на фронте, замечалось сочувствие, было содействие, начинались неуспехи – начиналось уклонение. Даже мобилизованные офицеры служили неохотно, тогда как обстановка требовала исключительных по энергии командиров [8].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука