100 дней плена

«О чем я, какая верность?!» — даже предъявить нечего, имеет право… И от этого лишь больнее. Слезы текут, хочется кричать… Или скулить, выть — в отсутствие хозяина…

Если бы он только знал о моей тоске, без него было так плохо, что хотелось на стены лезть. Почти не ела, не спала, не переставая думать о нем. Так ждала его, но увидев меня в постели — разозлился. Есть слабое оправдание — не знала, когда он приедет, вернулся без предупреждений. Может, нашла бы силы в себе встать тогда? И не лежать бревном…

Входная дверь хлопнула опять, заставив испуганно вздрогнуть. Только теперь извещала о возвращении Матвея, а не бегстве в прекрасный мир удовольствий.

Вытерла слезы и села, подобрав колени к груди. Сердце бешено колотилось. К горлу подкатил комок. А от напряжения закусила губу до крови. Что он сделает? Пройдет мимо моей комнаты или все-таки…

Вошел и смотрит. Думал, сплю? Да разве я могу, когда душа не на месте…. И все время ноет.

Он приблизился к кровати. Запах алкоголя и женских духов ворвались в нос. Все подтвердилось…

Матвей этого не видит, но под одеялом мои руки сжимаются в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Именно это останавливает меня от истерик, криков, скандалов и выяснения отношений.

«Ты никто» — напоминаю сама себе.

— Настя? — его голос звучит внятно. Делает еще шаг ко мне. А я вжимаюсь в спинку кровати.

«Что он хочет?» — понять сложно.

— Настя, что с тобой? — спрашивает на удивление спокойно.

— Ничего…

От моих слов Матвей нервно передернулся, на лице отразилась… боль? Или снова обманываюсь?

— Ничего, мать его… просто ничего… — начинает злиться, громко вдыхая.

Потом откидывает с меня одеяло и резко тянет на себя за ноги, нависая сверху.

— Матвей, не надо… — упираюсь ладонями ему в грудь.

Усмехается. И схватив мои руки, фиксирует за головой. Его поведение пугает.

— Пожалуйста…

Не слушает, сминая губы в жестком поцелуе. И этот отвратительный чужой женский запах, кажется, окутывает меня с ног до головы, подсовывая картинки страстной встречи.

Пытаюсь вырваться, но разве могу справиться с ним… Слишком тяжелый, возбужденный, неуправляемый…

Он отстраняется сам, только чтобы порвать мою тонкую ночную сорочку, которой тут же связал мне запястья.

— Нет! — кричу. Да что с ним такое? Не станет ведь насиловать?

— Нет?! — кричит в ответ. — Серьезно, нет?! Ты моя! И я буду делать, что пожелаю! Не строй из себя недотрогу.

— Ты пьян! — дергаюсь в его руках. — Пусти!

Смеется и кусает оголенную грудь, оставляя следы от зубов.

— Мне больно… — слезы брызнули с новой силой.

Но Матвей, словно обезумел, продолжая пытку… Оседлал, полностью обездвижив, и терзает грубой лаской — его поцелуи похожи на ожоги от медузы. Отвлекся на несколько секунд и, разорвав на себе рубашку, потянулся к молнии брюк.

— Нет… — прохрипела обессиленным голосом.

И лишь, когда снял мои трусики, понял, почему сопротивлялась, мгновенно протрезвев в тот момент от вида крови.

— Настя… я…

Отвернулась от него, задыхаясь от слез и причиненной боли.

— Черт…

Матвей заметил результат своих трудов. Натянул на меня белье, развязал руки. И прижал к себе, баюкая… Чувствую себя безвольной куклой.

— Прости, прости, прости… Не знаю, что за демон вселился в меня. Настя! Ну, ответь! Любимая моя…

«Любимая? Я не ослышалась? Показалось?» — открыла глаза, не веря столь резким переменам.

— Прошу, не плачь… — вытирает влагу с лица. — Я идиот. Позволь загладить вину. Только скажи и все сделаю.

— Как ты меня назвал? — хочу услышать опять, вдруг обманулась, придумала успокоение себе.

— Любимая… — он нежно целует мои воспаленные веки и опухшие губы.

Боль и обида куда-то исчезли сразу. Может, неправильно, безрассудно и не должна забывать все быстро, но чувства твердят иначе, лишь бы повторял снова и снова… Любимая…

— Не смотри так, Насть… Провалиться готов от своего поступка. Стыдно.

— Любишь? — тысячу раз представляла этот момент, вернее, мечтала, и не приблизилась к правде даже на шаг.

— Люблю, — мягко улыбается, а внутри меня тягучий мед разливается от смакования этого слова.

— И в тебе сейчас не алкоголь говорит? — толика сомнений все же закрадывается.

— Он подтолкнул на признание. Так ты простишь за низкий поступок?

— Только смой с себя этот ужасный запах другой женщины…

— Насть, у меня ничего ни с кем не было… — обнял мое лицо. И верю ему. — Да, я разозлился, потому что ты не встретила, но дальше своего гнева не зашел, не смог… Вот узнал бы причину твоего плохого самочувствия — не сорвался бы. Так соскучился, а твое безразличие задело.

— Безразличие? — возмутилась я. — Матвей, ты беспробудный дурак, если до сих пор не понял, не заметил, не почувствовал, что люблю тебя.

Он так и замер от признания. Глаза растерянно бегают. Не ожидал услышать.

— Это правда?

Киваю, проводя рукой по его щеке, покрытой отросшей колючей щетиной.

— И сможешь простить?

— Да. Только срочно прими душ…

— Я быстро, — целует и скрывается в ванной комнате.